Самая темная ночь - Татьяна Корсакова

Звук напоминал едва слышный шепот. Сначала шепот, а потом скрежет и стон развороченной земли. Лицо Матвея обдало ветром, волосы на затылке зашевелились от недоброго предчувствия. Застонал Суворов. Наверное, это был хороший знак, наверное, нужно спешить. Но Матвей медлил, он всматривался в темноту, решая, как же лучше поступить. Там, впереди, Туча, здесь — раненый Суворов. Кому из этих двоих нужна немедленная помощь? Тишину нарушил полный боли и отчаяния крик. Матвей принял решение…

Туча был почти неразличим за ветвями с корнем вывороченной из земли сосны. О том, что друг где-то рядом, свидетельствовало шумное дыхание и злые всхлипы. Живой. Сейчас это самое главное, а с остальным они как-нибудь справятся.

— Туча, это я! Ты меня слышишь?

— Матвей, я здесь. — Сосновая лапа вздрогнула. — Меня придавило… а он ушел. Я пробовал задержать, я даже ножом в него швырнул, а он вот так…

— Кто? — Слова Тучи были похожи на бред. А может, это и был бред.

— Лешак. У него Ксанка.

Вот, значит, как. Ксанка у Лешака. Суворов смертельно ранен и заживо похоронен, Туча придавлен деревом, Дэн и Гальяно неизвестно где… Самая темная ночь в разгаре…

— Я тебе сейчас помогу. — Матвей поднырнул под колючую лапу, обеими руками ухватился за шершавый, вкусно пахнущий смолой ствол. — На счет «три» я поднимаю, ты отползаешь. Ну же! Раз. Два. Три!

От напряжения заломило спину, жилы на руках вздулись так, что казалось, еще чуть-чуть, и они лопнут, в голове зашумело. Он уже почти отчаялся, когда дерево наконец поддалось. Туча перекатился со спины на живот, застонал от боли. Теряя остатки сил, Матвей разжал руки.

— Ты как? — Он посветил фонариком в залитое кровью лицо Тучи. Его левая щека была распорота от виска до уголка рта, и от этого казалось, что парень недобро улыбается.

— Нормально, но нога, наверное, сломана. — Туча дышал тяжело, говорил медленно и не слишком разборчиво. — Ксанка у него, слышишь? Она была на гари, а теперь она у него. И сегодня самая темная ночь.

— Ты думаешь, он ее убьет? — В животе заворочался клубок скользких, холодных змей.

— Да, все они, эти женщины и девушки, жертвы. Он приносит их в жертву, мне кажется…

— И что теперь? — Змеи расползались во все стороны, оплетали руки, ноги и позвоночник. Никогда еще Матвею не было так страшно. Даже тогда, когда он медленно умирал от удушья в погребе.

— Где Суворов?

— Здесь неподалеку, я оставил его, когда понял, что с тобой что-то случилось. Как я дотащу до реки вас обоих?

— Не надо нас. — Туча прикрыл глаза. — Иди один. Но с Лешаком ты не справишься, даже не пытайся. Я попытался, и видишь, как оно… Он к затону пошел, я почти уверен. Здесь два таких места: гарь и затон. Ты беги к Туристу, вдруг он сможет помочь, а сам не суйся… — Голос Тучи становился все тише и тише. В какой-то момент Матвей испугался, что он сейчас отключится, но друг снова заговорил, торопливо, глотая окончания: — Я думаю, он внучку свою тоже убил, утопил в затоне. Он плохой человек, очень плохой… Беги, Матвей, только осторожно. Я бы тоже, но ты же видишь… Я за Суворовым присмотрю, за нас не переживай. Беги!

Никогда раньше Матвей так не бегал. Он мчался в тумане, не обращая внимания ни на заполняющие лес звуки, ни на вспыхивающий то тут, то там блуждающий огонь. До реки оставалось уже совсем чуть-чуть, когда тишину самой темной ночи нарушили выстрелы…

Они не сразу поняли, что это за звуки. Самой темной ночью мир воспринимался искаженно.

— Стреляли, да? — Гальяно схватил Дэна за руку.

Да, в лесу стреляли! Или не в лесу, а у реки. Как тут понять?..

— Бежим! — Дэн сорвался с места.

Он бежал, не разбирая дороги, не оглядываясь, не обращая внимания на тяжелую хмельную слабость. В лесу стреляли, и где-то там Ксанка… Он не может опоздать, хотя бы однажды он должен успеть вовремя.

Лес пологим обрывом соскользнул к реке. Из-за тучи вынырнула луна, мутным светом заливая берег затона.

Их было двое: один стоял, второй лежал на самой границе песка и воды. Стоял Турист, лежал Лешак. Он был мертв, Дэн понял это сразу, еще до того, как увидел пистолет в руке Туриста. Самая темная ночь получила еще одну жертву. Слава богу, ею стала не Ксанка…

— Убили?.. — Гальяно взъерошил волосы, в воздух взметнулось облачко пепла. — Лешака убили, Дэн! — Он орал так громко, словно их с Дэном разделяло огромное расстояние.

— Эй, вы что там делаете? — Рукой, в которой был зажат пистолет, Турист стер со лба пот, сказал устало: — Что ж вам неймется-то?

— Это у вас ствол, да? — Голос Гальяно враз упал до шепота. — Это вы стреляли?

— Я стрелял. Спускайтесь.

Дэна не нужно было звать дважды, Гальяно замешкался, испуганно глядя на оружие.

— Не бойтесь. — Турист махнул рукой, устало опустился на землю, почти упал. Левую руку с разбитыми костяшками он прижимал к боку, на котором, закрашивая черным сине-белые полосы тельняшки, растекалось кровавое пятно. Одежда его была насквозь мокрой. — Все нормально, все закончилось. — Он прикрыл глаза, но почти сразу же открыл, наверное, побоялся отключиться.

— У вас кровь… — Гальяно перевел взгляд с Туриста на лежащий на влажном песке нож. Залитое кровью лезвие, костяная рукоять с вырезанным на ней вепрем. Вот и нашлась пропажа…

— Пустяки. — Турист улыбнулся, но на лице его не было и тени радости. Непросто убить человека, даже такого страшного, как Лешак… — Рана поверхностная.

— Надо перевязать. — Гальяно обернулся к Дэну. Тот кивнул.

В этот момент он думал не о поверхностной ране Туриста и не о смертельных ранах Лешака, он думал о Ксанке, и в душе поднималось тяжелое, удушливое чувство.

— Где Ксанка? — Губы вдруг онемели, и слова получились невнятными.

Турист ответил не сразу, посмотрел снизу вверх пристальным взглядом, пошатываясь, встал на ноги.

— Сынок… — Его голос тоже был невнятным, а рука, которую он положил Дэну на плечо, дрожала. — Мужайся, сынок.

— Нет! — Дэн стряхнул руку, отступил на шаг. Он не хочет мужаться и ничего не хочет слышать. Он не должен был опоздать. — Где она?!

— Она там. — Турист кивнул в сторону затона. — Прости, парень, но я не успел.

— Как это? — Голос Гальяно долетал словно издалека. — Как это — она там? Купается?..

Турист покачал головой, снова опустился на землю. Он говорил, глядя на мертвого Лешака, как будто рассказывал свою страшную историю не им, а ему одному.

— Мне не спалось. Сложно уснуть в самую темную ночь… Я услышал крик, когда вышел покурить. Сначала крик, потом плеск… — Турист пошарил в кармане штанов, достал мокрую пачку сигарет, посмотрел на нее удивленно, отшвырнул в сторону.