Тропик Козерога - Егор Бекесов

Сначала он медленно провёл смычком по струнам, отчего те издали жуткий жалобный стон, но потом он провёл ещё раз, потом несколько раз и наконец звук перерос в мелодию. Он заиграл что-то весёлое и авантюрное, оно словно цепляло за душу и тянуло, так что невозможно было усидеть на месте. Кистенёв не мог определить играет Мессеир плохо или хорошо, но чувствовал сам ритм и ритм этот ему нравился. Нравилось и то, как чужеродно звучала скрипка здесь в ночи, возле костра, где он обычно раньше, сидя вместе с Семелесовым включал что-то из рэпа, обычно русского, там, где было больше глубинного смысла, над которым Алексей обычно смеялся, но всё равно слушал за отсутствием выбора.

Василий не заметил, как к нему подошла Катя и протянула, руку приглашая танцевать. Он быстро встал и, взяв её за плечи вместе с ней стал кружиться, также как и она, улыбаясь и смеясь, потому что ни он не Катя этого танца не знали и просто дурачились. И только мельком он видел по ту сторону костра Семелесова, угрюмо сидевшего всё так же скрестив ноги, и тяжело смотревшего на них исподлобья.

Семелесов, откровенно говоря, не особенно удивился, когда она подошла именно к Кистенёву. Не сказать, чтобы его это не задело, но сейчас он в принципе не хотел думать о столь, как ему казалось, мелочных вещах. А потому он просто сидел, угрюмо покачиваясь, и слушал, как играл Крейтон, смотря на кривлянья Василия и Екатерины и одновременно стараясь не думать о них.

Вдруг кто-то схватил его за плечо. Семелесов развернулся и увидел рядом с собой улыбавшуюся Клементину. Недолго думая он вскочил с земли и она тут же взялась обеими руками за его запястья, не дожидаясь пока он окончательно встанет и уже тянула куда-то в сторону.

— Ты знаешь, как танцевать этот танец? — спросил Семелесов шёпотом, чуть наклонившись, чтобы говорить поближе к её уху.

— Нет, — ответила она, покачав головой. — Скажу тебе больше, никто не знает.

Она положила ему руку на плечо и сделала знак, чтобы он взялся за её талию, потом она тоже закружила его, бодро перескакивая с места на место босыми ногами. Затем она высвободилась, взяла его под руку, так что они смотрели в противоположные стороны, и снова закружилась с ним вокруг воображаемой оси лежавшей где-то между ними. Когда Клементина снова отстранилась, Семелесов уже проникшийся взял её руку и подняв вверх, а она в тот же момент резко крутанулась вокруг себя, так что взметнулась юбка её платья, и оказалась чуть в стороне так что с Алексеем она держалась уже на вытянутых руках. И при этом, ни разу, ни она, ни он не останавливались и не становились надолго двумя ногами на земле.

— У нас так всегда танцевали, на… — начала она, опять чуть приблизившись к Семелесову. — Если по вашему календарю, то примерно будет второе сентября.

— День капитуляции Японии?

— День рождения Матиаса второго. Мы вот так всей деревней собирались у реки и до утра. Там мы с ним и встретились, — она кивнула в сторону Мессеира, который продолжал играть, не обращая никакого внимания на остальных.

— Так ты из деревни?

— В Мантии четыре пятых населения крестьяне, так что здесь ничего удивительного. А ты что, думал, что я дворянка?

— В каком-то смысле да.

— Сочту за комплимент.

Они ненамного замолчали, пока Семелесов не наклонился поближе к девушке, чтобы можно было говорить тише, не перебивая музыки.

— Die Sünde lockt und das Fleisch ist schwach so wird es immer sein[4], - прошептал он нараспев, пристально глядя на неё.

— Не забываётесь, Семелесов, — ответила она шёпотом.

— Вы знаете немецкий?

— Я знаю этот взгляд.

Они танцевали ещё долго, хотя Семелесову это показалось несправедливо малым. Крейтон кончил играть и с досадой посмотрел на свои с непривычки разболевшиеся пальцы. Костёр уже начинал гаснуть и теперь только звёзды и Луна освещали окрестности. Кистенёв лежал рядом с Катей. Подстелив на землю какую-то тряпку, в паре метров от них у ствола яблони сидел Мессеир с Клементиной, а в центре между ними четырьмя, прямо на траве. Подняв голову над землёй и, подперев её рукой, он пристально смотрел в ночное небо, осматривая участок за участком, словно сверялся: не изменилось ли оно за время его отсутствия.

— А знаете что это за созвездие? — спросил он указывая почти вертикально вверх.

— Нет, — ответил Крейтон. — Мне ваше небо незнакомо.

— Нам тоже, — глухо произнёс, поворачиваясь на бок Кистенёв. — Мне наше небо тоже незнакомо.

— Ну вот, а это, между прочим, Кассиопея. А вон там, что за созвездие, знаете?

— Откуда? — буркнул Василий.

— Это у нас созвездие дракона. А вон там знаете.

Он указал рукой на область неба возле горизонта где горело всего несколько тусклых звёздочек, и не дожидаясь на этот раз очевидного ответа, произнёс.

— А вот это созвездие гончих псов.

— Ты знаешь астрономию? — спросила у него Катя.

— Это неважно. Главное что вы её не знаете.

И вдруг послышался смех, странный смех которого они ещё ни разу не слышали, и не сразу поняли, что смеялся это Крейтон, для которого это вообще было несвойственно, и словно вспомнив об этом, он тут же замолчал, столь же резко как и засмеялся, что-то вытирая на лице.

— Я раньше всегда боялся вот так вот смотреть ночью в небо, особенно лёжа, всегда было такое чувство, что вот сейчас гравитация прекратит работать, и я полечу прямо туда в бездну. Упаду туда, — проговорил Семелесов после длительной паузы.

— Вполне естественный страх, — ответил Крейтон. — Можно сказать, что у человека он в крови, просто многие недостаточно точно осознают то, чего должны бояться. А так, чёрт возьми, сколько там всего, во вселенной, только подумать, если у каждой из этих звёзд есть собственные миры, и у этих миров свои отражения в других вселенных как у наших.

— Но вместо того чтобы их исследовать мы занимаемся увеличением памяти айфона и разрабатываем новые способы промывать друг другу мозги втюхивая разные безделушки, — грустно проговорил Семелесов. — Подумайте сами: мы запустили спутник в пятьдесят седьмом, человека в шестьдесят первом, американцы в шестьдесят девятом высадились на Луне. За восемь лет мы увеличили радиус достигаемой человеком вселенной с трёхсот до трёхсот тысяч километров от Земли. К концу холодной войны человек имел целые армады спутников на орбите, многоразовые челноки, и был на пороге создания боевого космического флота, меньше чем через тридцать лет после того как мы с горем пополам запустили туда шестидесятикилограммовую болванку с передатчиком. Но вот логичный вопрос, насколько мы продвинулись в следующие тридцать лет? Правильно мы ни хрена не продвинулись. Мы могли уже отправлять первые межзвёздные экспедиции, колонизировать Марс как у Бредбери, но что мы выбрали вместо этого… да хрен его знает. Человек ничтожен во вселенной, которой он даже не знает.