Горячие деньги - Дик Фрэнсис

— Хорошо бы вы нашли еще и фотоаппарат, — сказал я, поднимаясь.

Инспектор Эйл решил, что ничего интересного больше не предвидится, и собрался уходить. Смит развел руками:

— Это был ваш фотоаппарат? Боюсь, он в мусорной машине. От него мало что осталось.

— А…

— Хотите убедиться?

Я покачал головой:

— Не стоит.

Смит кивнул и пошел обратно к развалинам. Старший инспектор попросил меня непременно позвонить ему завтра утром. Погладил усы пальцами и спросил, не выяснил ли я, кто взорвал дом.

— Нет. А вы?

Инспектор ничего не ответил, но, видимо, тоже ничего не узнал. Он взял под мышку коробку с игрушкой и ушел. А я сходил в гараж, посмотрел на вещи.

Надевать это больше нельзя. Вся одежда сильно повреждена. У моих ботинок оторваны подошвы, на отцовских пальто из викуны — треугольные дыры. Я оставил все лежать в гараже и вышел в палисадник. Хотел убедиться, что с золотом все в порядке. Но в шести футах от стены копал картошку Артур Белбрук. Мое сердце тревожно забилось, хотя садовник вел себя как ни в чем не бывало.

Мы обменялись приветствиями и немного поговорили о погоде. Он спросил, что делать с картошкой, я сказал, чтобы он забрал ее себе. Артур благодарно кивнул. Сказал, что колеса мусоровозов совершенно испортили лужайку. А охотники за сувенирами разобрали всю герань госпожи Пемброк из стеклянной теплицы, даже саженцы, но ничего страшного: стекла все равно разбиты и цветы погибли бы от холода. Хотя осень в этом году и поздняя, холода не за горами.

Садовник окинул взглядом огород, стоя спиной к дальней стене. Сказал, что все нужно убрать до зимы.

Я оставил Артура с его заботами, не зная, охраняет он золото или готовится украсть. «У Малкольма стальные нервы, — подумал я, — раз он прячет сокровища в таком месте, где день изо дня ковыряется садовник. Пожалуй, даже слишком стальные».

Я вернулся в гостиницу в Кукхэме, где уже привыкли к моему распорядку дня, принял ванну, переоделся, и с записями Нормана Веста спустился в бар выпить стаканчик перед обедом. Я прочитал:

«Господин Томас Пемброк, тридцати девяти лет, живет вместе с женой Беренайс неподалеку от Ридинга, в Арденн-Гасиендас, дом номер шесть. Две дочери, девяти и семи лет, посещают общеобразовательную школу.

Господин Томас работал бухгалтером в кондитерской компании, «Шатлворс Дигби лимитед». Его уволили несколько недель назад из-за частых ошибок в расчетах. В компании мне сказали, что его ошибки стоили им нескольких тысяч фунтов — он шесть раз заказывал одну и ту же партию заспиртованных вишен для фруктовых пирожных. (Смех, да и только!) Но им было не до смеха, когда тонны «воздушных орешков» испортились из-за некачественного тертого миндаля. Господин Томас не оспорил увольнение, просто ушел из компании. Там очень довольны, что от него избавились. Господин Томас не сразу сказал жене, что потерял работу, каждый день уезжал в город, как и раньше. (Обычное явление). В день аукциона в Ньюмаркете он «ничем не занимался», как и в предыдущую пятницу. Я настаивал, и он сказал, что, наверное, был в общественной библиотеке в Ридинге, он заходит туда почти каждый день. Просто нашел место, где можно посидеть, без какой-нибудь особой цели. Сказал, что просматривает газетные объявления с предложениями о трудоустройстве, но, по-моему, особых усилий в поисках работы не прилагает.

Господин Томас на грани нервного срыва — мое мнение. Я разговаривал с ним в кафе. Руки его сильно дрожали, чашка стучала о зубы. А ведь ему еще нет сорока! Алкоголь? Не думаю. Нервы совершенно ни к черту.

Господин Томас ездит на старом сером «Остине». Переднее крыло немного помято. Господин Томас сказал, что эта вмятина там уже давно. Машина грязная, давно не мыта. Господин Томас говорит, что на это у него не хватает сил.

Господин Томас считает, что господин Ян всю жизнь занимается ерундой (как он сам в последнее время). Господин Ян — «лучший в этой своре», но при этом «он всегда был любимчиком отца, и это несправедливо». (!)

Конец расспроса».

Я со вздохом отправил Томаса в низ стопки и принялся за Беренайс. Невеселая история.

«Миссис Беренайс Пемброк, сорока четырех лет (по словам госпожи Джойси), жена господина Томаса. Живет в Арденн-Гасиендас, номер шесть. Не работает. Присматривает за дочерьми, за домом и целыми днями читает дрянные романы (опять же, по словам Джойси).

С миссис Беренайс разговаривать очень трудно. В первый раз она вообще не стала со мной говорить, во второй — тоже почти никакого результата. Алиби на оба дня у нее нет.

Я спрашивал о детях и поездках в школу. Беренайс не отвозит их, девочки ездят на автобусе. Сами добираются до автобусной остановки, по тротуару вдоль местной дороги, примерно в полумиле от дома. Движение на дороге оживленное. Мать миссис Беренайс живет рядом с автобусной остановкой, и девочки почти каждый день заходят к ней после школы на чай.

Побеседовал с матерью Беренайс. Недовольна своей жизнью. Признала, что девочки часто к ней заходят. Иногда она отвозит их домой на машине — около семи часов вечера (если холодно, темно или идет дождь). В остальные дни девочки добираются сами. Я спросил, почему они заходят на чай так часто и остаются допоздна. Сказала, что это не мое дело. Младшая девочка сказала, что чай у бабушки лучше, чем у мамы. Старшая велела ей заткнуться. На этом мать миссис Беренайс меня выпроводила.

У миссис Беренайс старый «Моррис-Макси» белого цвета, без повреждений.

Миссис Беренайс ничего не сказала о господине Яне, когда я спросил, но, по-видимому, настроена к нему враждебно. Сказала, что господин Пемброк злой и бессовестный человек. На этом миссис Беренайс с треском захлопнула дверь. (Она даже не пустила меня в дом!)

Конец расспроса».

Я положил запись о Беренайс в конец пачки и убрал все в конверт. Съел кусок мясного пирога и побросал дротики. Это меня немного утешило.

Издали район Арденн-Гасиендас производил тягостное впечатление: маленькие домики из темно-красного кирпича, расположенные под разными углами друг к другу, с окнами в темных рамах на разной высоте от земли, темные двери, выходящие в крошечные огороженные дворики шириной не больше двух шагов. Тем не менее Арденн-Гасиендас довольно престижный район и даже получил какую-то премию за архитектуру, как сообщила мне Джойси год назад, когда Томас только переехал сюда.

«К черту такую архитектуру!» — думал я, нажимая на звонок дома номер шесть. Раньше я здесь не бывал, и дом Томаса и Беренайс в моем представлении остался обычным коттеджем, в котором они жили сразу после свадьбы.

Беренайс открыла дверь и попыталась сразу ее захлопнуть, едва увидела меня. Но я поставил ногу за порог и надавил на дверь снаружи. И Беренайс недовольно отступила.

— Мы не хотим тебя видеть. Милому Томасу нехорошо. У тебя нет никакого права сюда врываться! Я тебя ненавижу, — сказала Беренайс.