Госпожа удача - Олег Чигиринский

На первый взгляд, позиция была хреновой — за мостом через пропасть, за эстакадой, все как на ладони. Но Верещагин объяснил одну простую вещь, а Глеб ему сразу поверил, потому что о том же говорил майор: белые не будут переть напролом по шоссе, на машинах, — приборы ночного видения дают им несомненное преимущество, так что, скорее всего, они постараются редкой цепью просочиться к десантникам в тыл и ударить сзади, а значит, позицию надо занимать такую, чтобы в тыл зайти было никак нельзя.

— Что-то нет их долго, — тревожно сказал он, спустившись со своего обрыва. — Я поднимусь повыше да повыкликаю ребят — не случилось ли чего.

Глеб кивнул. Помехи не мешали спецназовцам связываться друг с другом по крымским рациям, но это никак не могло помочь делу: диапазон у этих раций был узкий, радиус действия — крохотный. «Игрушки для магазинной охраны» — охарактеризовал их Верещагин.

Было тихо — только пели цикады. Это казалось диким — такая шикарная южная ночь, цикады и звезды во все небо — как в раю; а через пять или десять минут, может быть, здесь разверзнется ад. Глеб вспомнил, как они с Надей в точно такую же ночь шли с реки через поля к офицерскому городку — и оба лишились невинности самым романтическим образом, в стогу сена — а потом оказалось, что с другой стороны стога спят трое мертвецки пьяных косарей… Глеб убежден был, что именно той ночью он зачал Бориску.

Зверски хотелось курить. Глеб стрельнул у Палишки сигарету и присел за камушком, чтобы не отсвечивать. За шиворот пробирался предутренний холодок, под обрывом начал скапливаться воздушный, какой-то совершенно готический туман. Ощущение пришло неизвестно откуда: рассвета он не увидит. Глеб приказал себе прекратить панику, раздавил окурок и откинулся спиной на камень, вслушиваясь в ночь — нет ли шума моторов или топота ног.

Он был напряжен, с похмелья и недоспал — его сморило. Точнее, он погрузился в довольно тяжкое состояние между сном и явью.

Разбудил его Верещагин.

* * *

Паренька звали Фарид Мухамметдинов, на вид ему было не больше двадцати, но таких молодых не ставят командовать взводом даже в резерве — так что, как минимум, двадцать три. В зябком предутреннем полумраке Верещагин разглядел его лицо: большие, слегка навыкате глаза, заботливо выпестованные усики и упрямо сжатые губы — явно недоволен тем, что все остальные отправились на горячее дело, а он остался здесь, на горе, под командой подозрительного капитана, которого батальонный приказал слушаться как родную мать. Подозрительный капитан явился на встречу в советской форме, но назвал пароль, который мог услышать только от Карташова. Мухамметдинов раздражался: он привык доверять своим глазам и советский краповый берет слегка его нервировал.

— Когда мы атакуем? — спросил он.

Артем понимал его. Не так давно, в турецкую кампанию, он сам был еще моложе и зеленее. Его прикрепили в качестве помощника к взводному (сейчас он, убейте, не вспомнил бы его фамилию), и командир сформулировал боевую задачу предельно просто: не путаться под ногами. Ну, особенно путаться и не пришлось. Их батальон угодил под турецкий минометный огонь, взводный погиб в первый же миг, и в последующем яростном наступлении было больше страха, чем геройства. Артем бежал-полз-опять бежал сам и гнал «свой» взвод вперед, а не назад, только потому, что впереди была «мертвая зона», а позади — огненный визжащий ад. Эта атака спасла ему жизнь, принесла награду и напрочь излечила от жажды боевой славы.

Он надеялся, что подпоручику повезет больше, чем повезло ему тогда, а ему повезет больше, чем тогда повезло его взводному.

— Я надеюсь, что никогда.

Усатик обиженно вскинул брови. Ему хотелось славы. Не навоевался.

— Подпоручик Мухамметдинов, вы подниметесь на склон Кемаль-Эгерек, вон к тому скальному лобику, и будете вести оттуда минометный огонь, для чего к вашему взводу и прикреплен один минометный расчет. Всем остальным прикажите лежать, не высовываться и не стрелять, пока красные не пойдут в атаку.

— А если не пойдут? — спросил Фарид.

— Тогда слава Богу. Скажите минометному расчету: пусть стреляют по наводке наблюдателя.

— А кто даст наводку?

— Я.

— Что-нибудь еще?

Верещагин вздохнул.

— Нет, ничего. Good luck, подпоручик.

Он пожал Мухамметдинову руку, повернулся и пошел вверх по каменистому склону. Через секунду он превратился в мельтешение камуфляжных пятен, через две это мельтешение слилось с колебанием листвы под ветром.

Стоял час Быка, тяжелый предрассветный морок, и ветер не стихал над Гурзуфским Седлом.

Верещагин поднялся на свою позицию.

— Красные здесь. — Шэм показал на карте. — Квадрат 11,33-С6. Можно еще взять немножко вверх: 11,34-С6. Поправка на ветер — от двух до трех десятых. Точнее не будет — не в баскетбол играем.

— Главное, господин Сандыбеков, не укажите нас, — заметил Кашук.

— Еще раз назовешь Шамиля господином, товарищ прапорщик — огребешь от меня по шее, — сквозь зубы сказал Верещагин.

— Когда они поднимутся? — спросил Шэм.

— Думаю, еще минут десять, не больше.

Шамиль вздохнул. Когда-то он сам таскал минометы и ящики с минами — в те годы, когда Верещагин не был капитаном, а был рядовым, начальство любило устраивать марафонские марш-броски пешим дралом, когда оружие и боеприпасы солдаты должны были переть на себе. Он на своем опыте знал, что такое втаскивать на горную позицию миномет: труба, тренога и двухпудовая платформа, и еще ящик с минами. Спаси Аллах.

— Какие вести от Князя? — спросил Артем.

— Ждут. — Кашук повертел в руках «уоки». — Карташов уже в Алуште. Если он не успеет, вашему Георгию придется отбиваться только с этим стадом резервистов. Правда, Карташов послал ему минометы.

— Хорошо, — сказал Верещагин. — Сейчас я спущусь на какое-то время на позиции десантников…

— Зачем?

Артем не ответил.

— Вы хотите спасти жизнь капитану Асмоловскому, — холодно сказал Кашук. — И всем нам это может дорого обойтись.

— Не ваше дело, Кашук. Лучше поднимитесь наверх и посмотрите, как там Владимир. — Верещагин повернулся и начал спускаться к позициям десантников.

* * *

Артем тормошил Глеба за плечо.

— Вот зараза… Заснул, — пробормотал капитан. — Который час?

— Шесть четвертого.

— Никого?

— Вроде нет. Хотя мы не уверены. Как будто было какое-то движение внизу на склоне. Хочу, чтобы ты посмотрел, у тебя глаз еще не замылился.

— Твои ребята вернулись?

— Нет. Боюсь, что уже не вернутся.

— М-мать… — из темноты возник рядовой Куценко. — Позови взводного.

Куценко сказал «есть» и пошел за Палишкой. Через минуту тот появился, зевая и потягиваясь — тоже успел давнуть медведя.