Истинная поневоле - Марина Эльденберт

— Доминик, это естественный процесс. Самый естественный, который только можно представить. Хотя мне тоже страшно, я справлюсь. Я же не просто так твоя маленькая альфа.

Он расслабляется, я чувствую это, и радуюсь этой победе над страхом. Правда, всего лишь долю минуты, потому что в следующее мгновение меня скрючивает.

— Ой! — говорю я.

— Снова «ой»? — резко поворачивается Доминик.

— На этот раз «ой-ой-ой». Кажется, я рожаю.

Мой волк бледнеет, но хватает меня на руки и несется вниз.

— Пальто! — кричу я.

Ладно, о пальто он все-таки вспоминает и помогает мне переодеться. Весенний Крайтон «радует» исключительно дождями и сыростью, но Доминик усаживает меня в автомобиль так быстро, что я не успеваю замерзнуть. Если честно, мне наоборот жарко, и единственное, о чем я могу сейчас думать, так это о том, чтобы мы успешно доехали до клиники Милтона.

В машине я глубоко дышу, знакомая со времен университета техника помогает. Она же помогает пережить минуты до того, как меня встречает доктор. Я думала, что все будет смазанным, но все настолько четкое и яркое, будто отпечатывается в сознании.

Я помню, что мне нельзя делать кесарево, волчонок должен родиться абсолютно естественным путем. Как и нельзя обезболивать: из-за моего малыша ни один препарат на меня не подействует. Но боль в теле разрастается, и меня настигает странная мысль попросить Доминика стукнуть меня по голове, чтобы я вырубилась и очнулась уже после того, как все закончится. От этого мне хочется то ли истерически смеяться, то ли плакать.

Боль невообразимая, но когда меня едва не накрывает истерикой, Доминик сжимает мою ладонь, сплетает наши пальцы, и становится легче. Он рядом, хотя и в медицинском халате, в смешной шапочке и в маске, но я вижу его глаза. Его тепло втекает в меня, наполняя ответным чувством.

Любовью.

Ради любви можно вытерпеть любую боль.

Ради любви нужно жить.

И я решаю жить. Цепляюсь за Доминика, выполняю все указания Милтона, делаю все от меня зависящее, чтобы наш малыш пришел в этот мир. Дышу, тужусь. Когда я слышу крик нашего мальчика, понимаю, что я полна любви и не собираюсь умирать.

— Шарлин, как ты? — хрипло интересуется Доминик.

— Хорошо, — вот теперь я будто плыву в тумане и практически не могу шевелиться — все силы куда-то подевались. Но я определенно живее всех живых. — Замечательно.

Мы одновременно смотрим туда, куда унесли нашего малыша, который решил, что волки должны быть громкими.

— Так звучит музыка любви, — смеюсь я.

— Практически как рок-концерт.

— Самый здоровый волчонок на свете. Альфа Экрот, возьмите, — Милтон вручает Доминику маленький сверток, который считает, что музыки любви много не бывает, но в руках отца он успокаивается. Тогда муж подносит его ко мне. Мое маленькое чудо, крошечное, но явно уже с командным рыком.

— Кажется, в нашей семье появился еще один маленький альфа, — читает мои мысли Доминик.

— Который вырастет в большого.

— Непременно, Шарлин. Непременно.

Сын с интересом смотрит на нас, а мы на него, и это самое прекрасное мгновение в моей жизни. Я понимаю, что таких мгновений отныне будет великое множество. Ведь теперь в моей жизни двое любимых мужчин.

— Ты придумал, как мы его назовем?

— Анхель, — предлагает Доминик. — Он как ангел Владыки.

— И настоящий волк, как твой дед, — соглашаюсь я. — Он был счастливым волком, значит, и наш малыш тоже будет счастлив.

— Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, — муж перестает улыбаться и становится серьезным: — Клятва альфы.

От этого обещания, от этой клятвы комок в горле, а на глаза наворачиваются слезы радости и огромнейшей благодарности. Когда-то я оттолкнула этого мужчину, но он доказал мне, что истинные волки так просто не сдаются, они сражаются за свою пару. Я ведь могла упустить собственное счастье, упустить все это. Но теперь точно не упущу.

— Я в свою очередь сделаю все, чтобы мои мужчины были счастливы, — мой голос дрожит от переполняющих меня чувств, но получается именно так, мне хотелось бы. — Клятва альфы.

Торжество момента нарушает малыш, включая рев недовольного волчонка, и мы смеемся. Стоит мужу его коснуться, как рев стихает. А потом Доминик целует меня, перегнувшись через Анхеля, словно скрепляя наши клятвы, и я целую его в ответ.

Конец