Повесть о Ладе, или Зачарованная княжна - Светлана Фортунская

– Ах, котофей! Я назову тебя Котофеем, ладно? Будешь у нас жить, не сбежишь?

– Да брось ты эту грязную кошку! – сказал второй сапожник, меня не интересовавший. – Сядь разберись лучше с заказами! Вот бог послал на нашу голову работничку!

Работничка из нее была, конечно, никакая.

Во всяком случае, в это утро.

Она устроила мне место под стойкой, за которой размещались сапожники и где она сама выписывала квитанции заказчикам.

Она раздобыла для меня молока, сбегав в молочную на углу.

Она даже подогрела молоко на плитке, которой пользовались сапожники в производственных целях, и молоко у нее сбежало, за что она получила по голове от обоих своих начальников. Из соображений конспирации, а также будучи голодным, я полакал немножечко молочка, налитого для меня в блюдце. Я бы предпочел, конечно, есть за столом, а не на грязном полу, но нельзя же было выходить из роли бездомного кота. Ребята уже смотрели на меня хмуро, как на виновника всего этого переполоха, и я счел за лучшее сидеть в углу и не высовываться.

Всем шпионам, соглядатаям, филерам, а также разведчикам! Настоятельно рекомендую свой способ маскировки! Буде у вас возникнет необходимость в пристальной слежке за каким-либо объектом, превращайтесь на это время в котов! Ваши возможности становятся практически неограниченными, и в то же время вы не вызываете никаких подозрений!

Я буквально по пятам таскался за белобрысым парнем, пару раз попался ему под ноги, и что? Кроме двух или трех ругательств, ничего. Он даже был, по-моему, польщен моим вниманием – я потерся о его ноги и помурлыкал немного, а девушка по имени Лёня меня приревновала.

– Котофей, как тебе не стыдно? Я для тебя все делаю, а ты лезешь к Процюку? Совести у тебя нет!

Совесть у меня какая-никакая есть, но, к счастью, я умею с ней ладить. В конце концов, я не в коты к ним нанимался, а выполнял поручение Лады. Она велела мне проследить за бывшим своим возлюбленным, я и следил. И ничего более. А если кто-то при исполнении мною своих обязанностей оказывает мне знаки внимания, как то: угощает подогретым молоком, кусочком вареной колбаски «Любительская» или жареной рыбки, а также погладит, почешет или иначе приласкает, – я эти знаки внимания, так и быть, приму. Но чувствовать себя за это обязанным по гроб жизни – уж извините!

К сожалению, я слишком увлекся слежкой и, образно выражаясь, преступил черту. То есть проследовал за объектом наблюдения даже в то место, китайцами (или японцами, не помню) поэтически именуемое «местом уединения» – говоря по-простому, в туалет. Оттуда я был изгнан с позором весьма чувствительным пинком в бок.

До этого момента я был в целом расположен к Процюку – как вы уже, конечно, догадались, это была фамилия экс-возлюбленного Лады. Он был мне симпатичен, и, в отличие от Пса или Ворона, я не видел смертельного греха в том, что молодой человек принял решение расстаться с нашей Ладой. Ну повстречались немного, ну разбежались! Житейская история, и никакой трагедии в том нет.

Но когда я получил острым носком сапога под ребра, я обиделся. И разозлился. И совсем позабыл, что Лада велела только следить за молодым человеком, но отнюдь не принимать меры.

Будь я обычным котом, я б его цапнул. Однако воспитание, обучение и мои навыки начинающего мага, фамулуса могущественной магини, позволили мне отреагировать на удар тоньше, изящнее и эстетичнее.

Я чихнул. Чих мой, почти незамеченный, вызвал немедленную реакцию: Процюк зацепился каблуком о порожек туалета и растянулся вдоль коридора, задев при падении стеллаж с уже исполненными заказами. Сапоги, туфли и ботинки посыпались на него со всех сторон, набив пару шишек на его не слишком высоком лбу. Он злобно и непечатно выругался, вскочил на ноги и уже изготовился к еще одному пинку, который был бы не в пример чувствительнее предыдущего, но тонконогая девушка Лёня спасла меня, схватила в охапку и заорала на моего обидчика:

– Ну ты! Какого хрена?!

– А какого он под ногами путается? Убью гада! – добавил он уже беззлобно, и я понял, что жить буду.

Я выскользнул из рук своей спасительницы и забился поглубже под стойку.

И уже оттуда наблюдал за дальнейшим развитием событий.

Скажу честно и без ложной скромности: было на что посмотреть.

С этой минуты и до самого конца рабочего дня мой обидчик не смог завершить ни одного начинания благополучно.

Он попадал молотком по своим пальцам. Он порезался трижды и два раза испортил заготовку кожи для набоек. Он опрокинул клей на свой стульчик и долго отскабливал его ножом. Его зажигалка испортилась, он стал пользоваться спичками, и спички эти ломались, или гасли в тот момент, когда он подносил их к сигарете, или стреляли серой в разных направлениях, в том числе почти что ему в глаз. Но – к счастью – до членовредительства дело не дошло. Кроме шишки на лбу и травмы большого пальца, он не получил никаких видимых повреждений. Зато настроение его было испорчено всерьез и надолго. Он уже не улыбался сам себе и всему свету, он хмурился, ворчал под нос, орал на Лёню и даже на какую-то толстую заказчицу, которой не понравилось что-то в отремонтированных им прежде сапогах.

Я скромно порадовался своему первому успеху – оказывается, первый блин не всегда комом! Я чихнул с нужной степенью интенсивности.

К вечеру последствия моего чиха стали сходить на нет. Мой подопечный перестал попадать молотком по пальцам, и заготовки для набоек вырезал аккуратно и точно требуемого размера. Сигарета прикуривалась сразу же, клей не разливался, и спички не ломались.

Я задремал, убаюканный монотонностью этого вначале столь хлопотного дня, и размышлял в ленивой полудреме, а не чихнуть ли мне еще разок, когда громкий разговор заставил меня встрепенуться. Разговор шел обо мне.

– …Никаких котов! – категорически заявлял тот сапожник, что постарше. – Еще чего! На улицу его, и пусть идет, откуда пришел.

– Ну, – хныкала Лёня, – ну пожалуйста! Он же домашний, он же пропадет!.. И смотри, какой он красивый!

– Гони его в шею, я сказал! – не сдавался тот. – Или возьми себе домой, если тебе его так жалко!

– Я не могу домой! У меня Пончик! Он его разорвет!

Как я понял, Пончик – это имя собаки.

– Туда ему и дорога, – сказал Процюк и расхохотался. Его смех прозвучал крайне невоспитанно и неуместно, я бы даже сказал, оскорбительно для меня. Я не удержался и чихнул еще раз.

– У него насморк, он больной, ему нельзя под дождь! – завопила Лёня. А Процюк чихнул в свою очередь и полез за носовым платком.

– Еще нас всех тут перезаразит! – сказал он, высморкавшись. – Меня так уже заразил.

– Кошачий насморк людям не передается! – заявила Лёня торжественно. – Таких элементарных вещей не знаешь!

– Элементарных вещей я, может быть, и не знаю, – согласился Процюк и снова высморкался. – Но я знаю другое: если я его еще раз увижу, то привяжу ему на шею камушек и брошу в канализацию. В тот колодец, что во дворе, открытый…