50 изобретений, которые создали современную экономику - Тим Харфорд

Осенью 1974 года этим вопросом заинтересовался самый известный в мире экономист. Его звали Пол Самуэльсон. Он произвел революцию в практике и преподавании экономики, сделав ее математической наукой, больше похожей на инженерию, чем на дискуссионный клуб. Его книга Economics[615] почти тридцать лет была в Америке бестселлером. Он являлся советником президента Кеннеди. Он получил одну из первых Нобелевских премий по экономике[616].

Самуэльсон доказал самую важную идею в экономике финансов: если инвесторы рационально предсказывают будущее, цена активов, например акций и бондов, должна колебаться случайным образом. Это кажется парадоксальным, но интуитивно понятно, что все предсказуемые действия уже произошли: множество людей покупают очевидно выгодные акции, цена растет, и сделка перестает быть очевидной.

Идею назвали гипотезой об эффективности рынка. В действительности ситуация, вероятно, не такая: инвесторы не всегда ведут себя рационально, и некоторые больше заинтересованы в надежности, чем в хорошо продуманном риске. Но гипотеза правдоподобна, и чем более она верна, тем сложнее кому бы то ни было выиграть на рынке ценных бумаг.

Самуэльсон посмотрел на данные и — к беспокойству инвестиционной индустрии — обнаружил, что в долгосрочной перспективе большинству профессиональных инвесторов действительно не удается обыграть рынок. Хотя некоторые этого добиваются, хорошие результаты радуют недолго: нужно много везения, и удачу сложно отличить от мастерства.

Ученый изложил эти соображения в статье Challenge to Judgement («Вызов правосудию»), в которой говорилось, что большинству профессиональных инвесторов лучше заняться чем-то более полезным, например переквалифицироваться в сантехники. Он пошел еще дальше: раз профессиональные инвесторы неспособны выиграть на рынке, кто-то должен создать индексный фонд, чтобы обыватель мог инвестировать в результативность рынка ценных бумаг в целом, не выплачивая баснословных гонораров модным профессиональным менеджерам, чтобы те пробовали, проигрывали и строили из себя знатоков.

В этот момент произошло знаменательное событие: бизнесмен-практик обратил внимание на то, что написал ученый-экономист. Джон Богл только что основал компанию Vanguard, призванную предоставлять простые паевые фонды для рядовых инвесторов, — никакой шумихи, никаких модных штучек, скромная оплата. А что может быть проще и дешевле индексного фонда, рекомендованного самым уважаемым в мире экономистом? Поэтому Богл решил исполнить желание Пола Самуэльсона: создал первый в мире индексный фонд и начал ждать инвесторов[617].

Но они не появлялись. Когда в августе 1976 года Богл запустил First Index Investment Trust, затея провалилась: гарантированно заурядный фонд не вызвал интереса. Финансовые специалисты отнеслись к этой идее с отвращением, некоторые даже говорили, что она не американская по духу. Конечно, это стало для них пощечиной. Богл, в сущности, заявил: «Не платите этим ребятам за подбор акций, потому что они все равно справятся не лучше, чем случайная выборка. У меня тоже не получится, но я, по крайней мере, беру меньше». Люди назвали индексный фонд Vanguard «причудой Богла».

Тем не менее Богл не разочаровался, и со временем клиенты появились. Активно инвестирующие фонды дороги: они много торгуют акциями в поисках хороших сделок и щедро платят аналитикам, чтобы те ходили на совещания директоров компаний. Ежегодная оплата может показаться скромной — всего 1–2 процента, но вскоре эти суммы складываются, и, если откладывать на спокойную старость, 1 процент в год легко может съесть четверть пенсионных накоплений, а то и больше. Если аналитики стабильно угадывают поведение рынка, даже такой гонорар был бы хорошим капиталовложением. Но Самуэльсон доказал, что в долгосрочной перспективе большинство из них проигрывают.

Сверхдешевые индексные фонды со временем стали казаться весьма достойной доверия и дешевой альтернативой активному инвестированию. Фонды Богла и все больше подражателей пассивно отслеживали ту или иную широкую выборку, исходя из идеи Пола Самуэльсона, что если рынок работает, то вполне можно расслабиться и плыть по течению. С момента, когда Богл запустил свой индексный фонд, прошло сорок лет, и теперь целых 40 процентов американских фондов, действующих на рынке ценных бумаг, пассивно отслеживают ситуацию, а не активно выбирают акции[618]. Можно сказать, что оставшиеся 60 процентов цепляются за надежду, а не за опыт.

Индексное инвестирование — символ способности экономистов изменить мир, который они изучают. Когда Самуэльсон и его последователи разработали гипотезу эффективности рынка, они повлияли на работу этих самых рынков, к лучшему или к худшему. Это касается не только индексных фондов. Другие финансовые продукты, например деривативы, по-настоящему прижились после того, как экономисты научились их оценивать[619]. Некоторые ученые полагают, что гипотеза об эффективности рынка сама по себе сыграла роль в финансовом кризисе, поддерживая так называемый учет в текущих ценах, когда бухгалтеры в банке оценивают ценность его активов по их ценности на финансовых рынках. Есть риск, что такой учет приведет к самоусиливающимся взлетам и провалам, когда из-за сдвигов на финансовых рынках дела у всех внезапно и одновременно начинают выглядеть блестяще или кошмарно[620].

Сам Самуэльсон, понятное дело, полагал, что индексные фонды изменили мир к лучшему. Они уже сэкономили рядовым инвесторам сотни миллиардов долларов[621], а для многих это означает разницу между экономией каждой копейки и сравнительно комфортной старостью. В 2005 году, когда Самуэльсону было уже девяносто лет, он в своем выступлении отдал должное Боглу: «Я ставлю изобретение Богла в один ряд с колесом, алфавитом, печатным станком Гутенберга, вином и сыром. Паевой фонд не сделал Богла богатым, но увеличил долгосрочную выручку своих владельцев, а это что-то новое в нашем мире»[622].