Александр Маккуин. Кровь под кожей - Эндрю Норман Уилсон

Африканская тема была встречена неоднозначно. В то время как Мими Спенсер называла костюмы «мечтой» – «идеально скроенное пальто кремовой шерсти, с приподнятыми плечами и разрезами на груди (красивое, хотя и запачканное красной глиной); кожаное платье с тысячей зарубок, пропускающее свет»[699] – другие женщины-критики назвали коллекцию символом закоренелого женоненавистничества, которое красной нитью проходит через все творчество Маккуина. Джоанна Питмен из The Times написала, что модели выглядели так, «словно несколько раундов провели на ринге с Майком Тайсоном, а потом их похитили бирманские партизаны и одели их в одежду местных племен. Одна с трудом приковыляла на подиум в наморднике – ее губы были постоянно раздвинуты в ужасной гримасе… Жуткое устройство было украшено двумя шестидюймовыми металлическими клыками, из-за чего бедная девушка была похожа на спятившего дикого кабана».[700] Джоан Смит из Independent on Sunday напала на Маккуина из-за того, что он, по ее мнению, унизил достоинство женщин. Она перечислила образы его последних коллекций: Дебра Шоу в наручниках в Bellmer La Poupée и модели в Highland Rape, которые, по ее словам, были похожи на жертв сексуального насилия. Однако больше всего она возмущалась коллекцией Eshu, особенно серебряным намордником, специально сконструированным Шоном Лином. «Острые пики торчат из носа модели, и их кончики угрожают выколоть ей глаза… Интересно, что творится в голове у человека, который это придумал?»[701] Но самой гневной оказалась рецензия Бренды Полан из Daily Mail с заголовком «Дизайнер, который ненавидит женщин». Автор увидела в Маккуине типичного представителя мужчин-кутюрье, которые испытывают к женщинам двойственное чувство: любовь-ненависть. «Это тема, которую в модной индустрии отказываются развивать из-за того, что дизайнеры, о которых идет речь, часто считаются лучшими, самыми креативными». Полан переходила на особенно резкий, если не сказать оскорбительный, тон, когда поднимала вопрос о гомосексуальности. «Они [дизайнеры. – Э. У.] почти всегда геи, и нетрудно рассмотреть в их творениях сочетание страха перед женским телом и зависти к женщинам», – писала она. Фотографии модели в наморднике сопровождались подписью: «Оскорбительные замыслы: творения Маккуина унижают женщин».[702]

Конечно, Маккуин мог бы парировать, но ответные удары неизбежно породили бы вопрос об истинном источнике темной образной системы, свойственной его творчеству; психологическое отождествление себя со старшей сестрой, Джанет. «Он видел, как меня избивали, что оказало на него сильное воздействие, – считает Джанет. – Я не пытаюсь выйти на первый план, но Ли действительно восхищался мной. Из-за того что я была для него немножко как мать, он смотрел на меня снизу вверх. Возможно, благодаря мне он понял свое призвание: он хотел помочь всем женщинам, сделать их сильнее».[703] Ли обычно называл Джанет «мудрой»; между ними существовала безмолвная связь, сознание, что они оба пострадали от рук одного и того же мужчины, и вместе с тем радость оттого, что они все-таки выжили. Однажды, когда брат и сестра остались одни, Ли задал Джанет вопрос, который, видимо, давно не давал ему покоя. «Ты моя мама?» – спросил он. «Ну что ты, Ли, конечно нет», – ответила она. «Ты правда не моя мама?» – не сдавался он. «Да, Ли, я не твоя мама», – ответила Джанет. Он думал, что это какая-то семейная тайна и что Джанет в пятнадцать лет родила незаконнорожденного ребенка.[704]

Изабелла Блоу видела в своем друге Ли своего рода современного рыцаря. По ее мнению, он способен был создавать одежду, служившую доспехами. Его платья, костюмы и жакеты охраняли от жестокости мира. В ее воображении Маккуин виделся таким, как на снимках серии «Темный рыцарь возвращается», которую она подготовила для номера журнала The Face за август 1998 года. Блоу надела на Ли доспехи из фильма «Экскалибур» и отправила в бой с грязным, окровавленным лицом; ее замысел запечатлел фотограф Шон Эллис. Тот же Эллис в ноябре 1998 года снимал день рождения Изабеллы; Иззи и Ли играют с гигантским вибратором. Эти снимки фотограф потом включил в свою книгу «365: Год в моде». «Иззи выражалась очень грязно, и чувство юмора у нее было, как у вульгарной рыночной торговки. Ее непристойные шутки смешили Александра, но при мне она старалась держать язык за зубами, потому что я сказал ей, что мне не нравятся бесконечные ругательства, которые слетают с ее губ, – признался Детмар. – Иногда она заставляла покраснеть самого Маккуина».[705]

Маккуин продолжал искать хрупких и одновременно сильных женщин, которых он стремился облачать в доспехи своего изготовления. «Если посмотреть на их характер, на тот мир, в котором живут, они все находятся на краю, – говорил он о женщинах, которые его вдохновляли. – Они – не рафинированные красавицы, как на картинах Джона Сингера Сарджента. В своем мире они – отбросы, они не вписываются в существующие рамки».[706]

Музы Маккуина часто казались фантастическими, женщинами, которые могли бы быть героинями романов рубежа XIX и XX веков, стихотворения Теннисона или мрачной сказки. Его последнюю музу, Дафни Гиннесс, красавицу с «бобровой» черной прядью в выбеленных волосах, назвали женщиной с внешностью «слегка ненормальной феи, придуманной К. С. Льюисом».[707] Ее жизнь трудно назвать заурядной: она дочь наследника пивной и банковской империй Джонатана Гиннесса и Сюзанны Лисни, художницы и подруги Сальвадора Дали и Ман Рея. Ее бабушкой по отцовской линии была Диана Митфорд Мосли. Родившаяся в 1967 году Дафни выросла в мире аристократических привилегий и богемной фантазии. Семья жила в разных домах: в Ирландии, в Уорикшире, на Кенсингтон-сквер и в Кадакесе (Испания), где им принадлежал перестроенный монастырь. «Я всегда хотела доспехи, – призналась Дафни. – В нескольких наших домах стояли рыцари в доспехах, и мне хотелось стать Жанной д’Арк».[708] С юных лет она находила убежище в собственном мире, в мире своих фантазий. «Похоже на испанский «Грозовой перевал», – говорила она о том времени, когда жила в Испании. – Я любила бродить по холмам, у меня были свои пещеры и вещи, которые я знала».[709] Когда она приехала в родовое поместье в Уорикшир, она узнала, что угольные карьеры в округе закрылись. Увидев покрасневшую воду в реках и ручьях, она решила, что земля кровоточит; на самом деле красный цвет вызывался оксидом железа в воде. В возрасте пяти лет она пережила серьезную травму: на нее напал друг семьи Энтони Бакеланд. Он приехал к ним искать свою мать, Барбару, бывшую жену наследника бакелитовой империи, Лео Бакеланда.