Всадник для дракона - Александра Лисина

— Хоккорэкс, — величаво наклонил седую голову Князь Хоккор.

— Рогнарокс, — почти по-свойски кивнул Рогнар, и я, ощутив, как снова напрягся Кайрэн, сглотнула. А когда над двуногими фигурками на миг распахнули огромные крылья три неимоверно тяжелые тени, чуть не отшатнулась.

Мне не нужно было залезать в память Иссы, чтобы вспомнить, откуда я знаю их имена. И не требовалось больше смотреть на Искры, чтобы понять, почему они одиночные. Как не было необходимости просить их перекинуться, ведь и так было ясно: три величественных, невероятно древних дракона — алый, черный и золотой — мне не пригрезились. И если они не пожелали обрести крылатую форму, то лишь потому, что были слишком велики для небольшой, в сущности, горушки. А их бесконечно мудрые разумы оказались слишком сложны, чтобы я могла без дрожи к ним прикоснуться.

— Старейшие… — благоговейно прошептала я, во все глаза уставившись на легендарных драконов. А Кайрэн еще больше нахмурился и, дождавшись, когда «маги» развеют свои проекции, хмуро осведомился:

— Ну и зачем?

Драконы посмотрели на него как на неразумного, пытающегося ерепениться птенца. Но не зло. Скорее, с сочувствием и пониманием, что молодому дракону еще многое предстоит узнать.

— Хочешь понять, что ты здесь делаем? — спокойно спросил Хоккорэкс. — Мы присматриваем за молодняком.

— Где? На Круоле? — не сдержала недоверчивого возгласа я.

— Конечно. Самый подходящий мир для наших детей.

Сказать, что я удивилась — значит не сказать ничего.

— Но это же невозможно!

Рогнарокс устало вздохнул.

— Почему, неразумное ты дитя? Впрочем, позволь, я начну с самого начала. Тогда тебе легче будет понять.

Я недоверчиво оглядела невозмутимых драконов, а потом ощутила, как медленно расслабляется Кайрэн, и сжала его руку.

— Будьте так добры.

— Я начну с одной легенды, о которой, возможно, вы уже слышали, — поощрительно улыбнулся Рогнарокс. — Но начну не с того, что вас больше интересует, а, если позволите, издалека. Когда Творец был юн, а Веер далеко не так широк, как сейчас, по воле Его на свет появился первый Дракон. Да, тот самый. Он был совершенен, как и все, что Творец сотворил до него, и при этом любим, как только может быть любимо родное дитя. Дракон был силен. Быстр. И мудр. И не было в Веере существа, которое могло бы с ним в чем-то поспорить.

«Это я точно уже слышала», — подумала я, но, перехватив строгий взгляд Хоккорэкса, поспешно прикусила язык.

— Творец одарил сына более чем щедро, позволив ему не просто жить, но и развиваться. Более того, в развитии и совершенствовании Дракон увидел сокровенный смысл, который требовалось как можно скорее постичь. Жить просто так для него было скучно. А поиск новизны позволял заполнить бесконечное время, поэтому он с упоением ринулся исследовать уже созданные миры и с головой окунулся в царившие там чудеса.

Но время шло. Дракон с упоением летал среди звезд, с каждым разом познавая новое все быстрее и лучше. Он заметно подрос, его знания преумножились, а способности настолько выросли, что это приводило его в восторг. О нем уже многие знали, его повсюду приветствовали, потому что не было более рассудительного и спокойного существа, чем сотворенный Дракон.

Но однажды он вдруг увидел, что количество уже изученных миров стало гораздо больше тех, что остались нетронутыми. И, подсчитав, сколько их, забеспокоился: оказывается, Творец создавал миры гораздо медленнее, чем мог познавать Дракон, а значит, через какое-то время их вовсе не останется. Нечего будет изучать.

То, что случится после, Дракон сознавал прекрасно. Не будет новых миров — закончатся новые знания. Не станет знаний — и он не сможет больше развиваться. А прекращение развития — это неминуемая смерть. В первую очередь, духовная смерть, когда утрачивается смысл существования.

Испугавшись этого, Дракон решил пойти на хитрость. Теперь он стал нетороплив и медлителен, чтобы растянуть оставшееся у него время. И тратил целые столетия только на то, чтобы рассмотреть какой-нибудь невзрачный камушек. Он больше не спешил. Его мысли теперь текли размеренно и ровно. Но даже этого оказалось мало, потому что, как он ни старался, число новых миров продолжало неуклонно снижаться.

И тогда Дракон перестал спешить еще больше. Он прекратил летать, чтобы как можно дольше перебираться из мира в мир. Часто останавливался, давая себе ненужные передышки. А движения его стали настолько медленными, что каждого из них хватило бы обычному существу, чтобы прожить насыщенную событиями жизнь.

Однако Дракону и этого показалось мало. Поэтому через какое-то время он совсем перестал шевелиться. А могущество его стало таким, что ему больше не нужно было даже вставать. Все его желания молниеносно исполнялись. Он познавал суть вещей, едва только на них взглянув. Творить самостоятельно миры он не мог, однако Творец по-прежнему не торопился. Поэтому, чтобы от него отстать, Дракон решился на отчаянный шаг и замедлил свое время настолько, что уже перестал быть живым.

Когда Творец заметил неладное, Его сын уже лежал неподвижной глыбой, из которой практически исчезла Искра. Дракон перестал мыслить, поскольку боялся, что мысли забирают у него драгоценное время. Забывал дышать, потому что даже движение усиливало этот страх. И даже от познания он в конце концов отказался, поскольку любая попытка что-либо понять в итоге уменьшала оставшийся ему срок.

— Творец не захотел смотреть, как умирает его единственный сын, — негромко добавил Амстериокс. — Поэтому создал для него иную цель. Познание мира, как он посчитал, так или иначе ограничено, а вот познание себя воистину бесконечно.

— Спящий Дракон был освобожден из каменного кокона, а его душа разделена на две неравные части. Одной достался безупречный ум, неторопливость, рассудительность истинного Дракона, второй же — непостоянство, чувственность, некоторая суетливость мыслей и стремление во что бы то ни стало идти вперед. Первую, оставшуюся равнодушной к манипуляциям Творца, Он поместил в Яйцо и отправил в Вечность, где оно должно было находиться до назначенного срока. А на вторую с силой подул, позволив ей разлететься многими тысячами Искр, чтобы они осели в мирах и дали там новую жизнь. Когда вторая Искра разделилась, первую Отец, поразмыслив, впоследствии разделил на такое же количество частей, чтобы ей не было одиноко. И каждой даровал умение превращаться в самое настоящее Пламя, способное зажигать сердца. Так родились изначальные, бессмертные, вечно спящие драконы и их смертные братья, которым позволили воплотиться в живых телах…

«Хорошо, а дальше? — чуть не воскликнула я, каким-то внутренним чутьем ощущая, что эта легенда гораздо ближе к истине, нежели та, что рассказал мне Рэн. — Это же еще не все!»

— А дальше, дитя, — строго посмотрел на меня Хоккорэкс, — Творец соединил каждого смертного с одним из бессмертных, повелев Пламени вспыхивать лишь тогда, когда они объединятся и сумеют найти другую такую же пару, в которой живет осколок их общей Искры.