Стрекоза второго шанса - Дмитрий Емец

– Кто «он»?

– Боевой маг из бывших шаманщиков. Я слышал о нем. Имя какое-то дурацкое, типа Тетпетктет. Думаю, изначально это имя эльба, которое он принял. Видишь, у него браслет для телепортаций? У ведьмарей таких штук восемь. Кому попало их не выдают.

– А с ним кто?

– Скрипачи из консерватории!..

– Кто-о?

– Ну ты, дурила, натурально контуженый! На них же метровыми буквами написано, кто они! Первый, мощный, топорник, а те двое – загонщики с облегченными арбалетами… Ишь ты, зайчики, ручки прячут! Не хотят в глаза бросаться… Что ты здесь вообще забыл?

Даня приподнялся на локтях, соображая, с какого места истории начать. Во всех жизненных обстоятельствах он предпочитал обстоятельность.

– Видите ли, господа! – начал он. – Сегодня утром я проснулся примерно в семь часов. Потом я…

– Потом я тебя убью! – перебил Родион.

– За то, что я проснулся в семь часов?

– За то, что ты вообще проснулся! А это что, эльб меня побери? – Родион разглядел в ладони у Дани кусок песчаника и коротко выругался. Песчаник такой формы встречается редко, особенно с полыхающими внутри крыльями. Обознаться невозможно!

– Где ты ее взял?.. Неважно! Теперь я знаю, почему ты здесь оказался! – сказал Родион глухо. – Ты телепортировал с закладкой?

– Да.

– Пункт не задавал?

– Не успел.

– Это тебя и спасло. Если бы задал пункт, рассеяло бы. Кто с закладкой телепортирует? Это как с зонтом с небоскреба прыгать.

– Почему размазало бы? – озаботился Даня.

– Закладка сама решает, где ей хочется оказаться. Конфликт двух воль во время прыжка заканчивается пятном на асфальте… А ко мне она пришла, потому что я принес ее с двушки. Мы с ней теперь связаны! – Родион с досадой приподнял голову.

Неподалеку кто-то перекрикивался. Голоса катились между березами. Берсерки были уже метрах в пятидесяти. Двигались они не совсем к ним, а чуть в сторону, но все равно краем должны были их зацепить.

– Бери закладку и шуруй отсюда не останавливаясь! Перелезешь через забор. Там будет трамвайная линия, а дальше дома. Если сядут на хвост, заскакивай в любой открытый подъезд. Кричи, бодай двери, вопи «Пожар!» – только чтобы открыли. Лучше получить в глаз кулаком, чем топором. Если получится укрыться, связывайся по кентавру с Кавалерией, Меркурием или Улом. Они найдут, как тебя вытащить.

Родион разжал Дане руку и всунул в нее закладку.

– Не вскакивай! Отползи! Они рванут за тобой, если увидят.

Даня начал отползать, но снег был глубоким, и его отползание больше напоминало бег на четвереньках.

– Как они меня нашли? – спросил Даня, поворачивая голову.

Родион ухмыльнулся.

– У тебя мания величия! Есть такое хорошее русское слово: никак. Тебя не искали. Искали меня.

– Зачем?

– По-моему, это и так ясно. Если не можешь превратить шныра в союзника, преврати его в труп. Посмотри на мою ногу!

Даня трусливо перевел глаза ниже и увидел серый десантный ботинок. Другая ступня Родиона была туго обкручена тряпкой, в которой узнавалась не то бежевая юбка, не то плотная пайта. Ткань пропиталась высохшей бурой кровью.

– Та же самая нога! Прям непруха какая-то! С утра я ползаю по этому парку, как червяк! Знают, дурилы, что подранили меня и я никуда отсюда не денусь! Красиво чешут, по клеточкам!

– Кто это тебя?

– Никогда не верь женщинам, – сказал Родион. – Турецкие султаны были мудрые и дальновидные люди. Как только женщина скажет тебе, что любит тебя, что ты для нее все – топи ее в мешке! Если действительно любит – не обидится!.. Если нет – одной лгуньей будет меньше!

– И что, ты ее утопил? – спросил Даня с тревогой.

– Нет. Почему-то в самый важный момент у меня никогда не оказывается мешка… Ну все, шуруй! За двоих я ручаюсь, а дальше как повезет… – Родион перевернулся на спину, выудил из нагрудного кармана шнеппер и бесшумно взвел его. Потом достал метательный нож. Расчистил от снега небольшую площадку и высыпал на нее два пнуфа и горсть стальных шариков. На случай, если все-таки успеет перезарядиться.

Даня пополз. Потом вскочил и, заплетаясь ногами, заспешил к забору. Заборчик казался несерьезным, почти декоративным, но это Даню и подвело. Его здоровенный ботинок – настоящий обувной корабль – намертво застрял между пиками. Даня пыхтел и обреченно дергал ботинок. Наконец его удалось освободить. Он с облегчением перекинул вторую ногу вслед за первой и торопливо помчался вдоль парка. Слева была короткая полоска серого снега, переходящего в плиты, перечеркнутые трамвайными рельсами. Даня хотел их перебежать, но вместо этого снова кинулся к забору. Родиона он не увидел: тот сливался со снегом. Зато внезапно понял, что его отступление не осталось незамеченным. К нему мчался топорник с пакетом и оба худощавых загонщика. Если «пакет» бежал грузно, то загонщики неслись, как гепарды. Даня осознал, что верблюжьей рысью уйти от таких нереально. Возможно, верблюд и способен отплеваться от гепарда, но явно не скрыться от него. Парализованный ужасом, Даня застыл, вцепившись в забор.

Один из арбалетчиков остановился и вскинул руку. Вначале Даня увидел, как с нее слетела пробитая газета, а потом что-то звякнуло о прутья с пиками и, изменив направление, упало у его ног. Даня наклонился. Болт был деревянный, хорошо подогнанный, с четырехугольным наконечником и опереньем из двух узких полосок кожи. Люди-гепарды мчались теперь там, где, как Даня знал, лежал Родион. Не успел Даня удивиться, куда тот пропал, как из снега взметнулась рука с блестящим полумесяцем. Металлический звук тетивы, яростная вспышка пнуфа и – «гепард» исчез. Другой «гепард», пригнувшись, метнулся под защиту деревьев. Укрывшись за березой, он вскинул арбалет и выцеливал снег, не разобравшись пока, откуда стреляли.

Преследователь был уже у забора. Здесь пакет сорвался, зацепившись за ветку, и Даня обнаружил, что берсерк держит топор с острым шипом-выступом. Даня очнулся и рванул через рельсы прямо перед носом у трамвая. Уже после того, как он пробежал, трамвай затормозил. Высунувшись из окна, зелено-бледная вагоновожатая начала орать на Даню. Отгороженный двумя красными вагонами, Даня получил десять секунд форы, которыми воспользовался для безостановочной верблюжьей рыси. Почти скрывшись за охристым, крупнокирпичным боком пятиэтажки, Даня оглянулся.

Берсерк, на которого смотрели теперь все пассажиры замершего трамвая, успел перебраться через забор и крупно шагал, небрежно и без опаски запрятав топор под куртку. Куртка у него была правильная, синей рабочей расцветки с нашивками городских служб. Город полон таких курток – уборщиков улиц, сантехников, сварщиков, электриков. Любой инструмент в их руках выглядит абсолютно нормально.

Даня наискось перебежал двор и нырнул за следующую пятиэтажку, сероватую, с низкими окнами первого этажа. Прохожие дико оглядывались на него. Огромного роста, извалянный в снегу, в куцем женском полушубке, широком и одновременно коротком, Даня не мог остаться незамеченным. Он промчался мимо двух подъездов и нырнул в третий, открытый, со сломанным кодовым замком. Осторожно прикрыв дверь, чтобы она его не выдавала, Даня помчался по ступенькам. Замелькали деревянные, с потертостями, перила. «Хамм-мм-м!» – хлопнула отвисшая челюсть почтового ящика. «Лов-в-ви его!» – насвистывал в трещину подъездного стекла сквозняк. Даня мчался, и ему чудилось, что за ним гонятся. В конце каждого лестничного пролета он обязательно прыгал на три-четыре ступеньки, точно ластами зачерпывал подошвами выщербленную плитку и мчался дальше. На четвертом этаже Даня остановился. Прислушался. Чтобы его было не видно с улицы, прижался спиной к стене.