Леонхард фон Линдендорф. Барон - Юрий Корнеев

А ведь швейцарцы спокойно противодействуют аркебузирам. Наверное, потому, что те действуют в пешем строю и смыться после залпа просто не успевают, вот их баталия и накрывает. А против конных стрелков ничего сделать не смогли. Угнаться за конными, да еще всей баталией, – невозможно. Было бы у них больше арбалетчиков, тогда еще неизвестно, как бы все обернулось. Теперь наверняка их количество в баталии увеличится. Правда, передать опыт некому, всех этих швисов мы положили, но и другие у них не дураки и сами догадаются. Но против арбалетчиков есть мои мушкетеры. Арбалет бьет убойно максимум на сто метров, а мои мушкеты – на четыреста. И отступить мушкетеры, если что, могут спокойно и организованно. Так что против моих полков баталии швейцарцев не пляшут. Пусть лупят всех остальных, а ко мне не лезут. Нет, ответный визит я, конечно, нанесу. Обязательно нанесу. А то одной плюхи эти козопасы могут и не понять.

Хотя почему их козопасами зовут, непонятно. Насколько я знаю, они коров разводят. Была, помнится, даже реклама такая: вроде шоколад расхваливали – корова пасется на альпийском лугу, и якобы из ее молока и делают эти вкусности. Хотя уже и маленькие дети знают, что шоколад у них там, в будущем, делают из пальмового масла и сои. Значит, швисы не козопасы, а коровопасы. Хотя «козопасы» звучит как-то интереснее. Ну и пусть будут козопасами. Города, откуда заявились ко мне эти гребаные козопасы, я знаю, так что скоро наведаюсь. Вот только с Маргариткой разберусь…

Весь следующий день отдыхали. Рядом была небольшая речка, так что все помылись, постирались. Весь день мушкетеры спали или болтали друг с другом. Пушкарям отдыха досталось поменьше. Они весь день драили свои пушки, осматривали их, особенно тщательно – лафеты. В пути их ремонтировать – одно мучение. Поэтому если замечали какую-нибудь сомнительную деталь, то меняли ее на запасную.

На следующий день собрались и потихоньку двинулись к Бергу. Спокойно и буднично перешли границу и направились в сторону Дюссельдорфа, столицы герцогства. Он стоял на Рейне, как раз напротив Хагена. Шли и шли. Никто нас не трогал. Хотя о нас уже должны были знать. Мы обошли несколько деревень, правда, не заходя в них. И грабить я запретил. У нас сейчас, конечно, война с Бергом, но крестьян было жалко. Они-то об этой войне и не знали. Да и что с них возьмешь? Нищета жуткая. Это у меня в деревнях крестьяне хоть голодать перестали, хотя до зажиточности им еще далеко. А здесь было совсем грустно. Даже купить продукты удавалось не всегда. Урожай еще не собирали, крестьяне доедали прошлый, а сколько там его им оставляли?..

Так не спеша и дошли до Дюссельдорфа. В километре от города встали лагерем. Из ворот города выехала группа всадников и направилась к нам. Я тоже в сопровождении кирасир выехал им навстречу. Ба, какие люди! Вильгельм, собственной персоной. Жив, значит. Это хорошо. Мужик он в общем-то неплохой, и я не хотел его смерти.

Мы остановились неподалеку от лагеря и стали поджидать гостей. Хотя, если разобраться, гости – это как раз мы. Всадники подскакали к нам и остановились метрах в четырех.

– Здравствуйте, Вильгельм, – поприветствовал я его, – рад, что вы живы. Как вам удалось уцелеть?

– Здравствуйте, Леонхард. Я не участвовал в той битве. Я вообще был против этой войны и предупреждал свою мать, что этим все и закончится. Но она меня отправила навестить заболевшего тестя, курфюрста Пфальца, и напала на вас, пока меня не было. Иначе меня бы тоже не было в живых. Леонхард, вы уничтожили цвет рыцарства Берга и Кельна, разве вам этого мало? Зачем вы здесь?

– Долги надо отдавать, Вильгельм. Наймиты вашей матушки сожгли мой город и убили жителей. Сожгли несколько деревень и убили крестьян.

– Это были простолюдины, а вы перебили благородных рыцарей.

– Вильгельм, вы забываете одно: рыцари были ваши, и мне на них плевать. А вот простолюдины были мои. И город мой. И деревни, и крестьяне. Не я пришел на вашу землю, а вы на мою. И теперь за это ответите.

– Вы не сможете взять город, Леонхард. Он хорошо укреплен.

– Если бы я хотел его взять – взял бы. Но не собираюсь этого делать. Я его просто сожгу.

– Но зачем?! Зачем сжигать город?..

– А зачем сожгли мой?

– Но это сделали дикие швисы…

– Которых наняла ваша мать. Вспомните, Вильгельм: око за око, зуб за зуб. Вы сожгли мой город, я сожгу ваши.

– Как это «ваши»?

– Я сожгу все города Берга.

Он надолго замолчал. Сопровождавшие его рыцари грозно смотрели на меня, но я совершенно не волновался. Каждый из кирасир рядом со мной держал в руке заряженный пистолет со взведенным курком. Одно неосторожное движение со стороны рыцарей – и их не спасет никакая выучка. С такого расстояния промахнуться невозможно.

– Леонхард, скажите: что мы можем сделать, чтобы этого не случилось?

– Ваша светлость, а что вы можете мне предложить? Герцогство и так мое. Под давлением императора и курфюрстов я, конечно, верну часть наследникам, но то, что мне понравится, все равно оставлю себе.

– Наследникам?..

– А вы надеетесь выжить? Хотя мне этого тоже хочется… Вы хороший человек, Вильгельм. И мы с вами успели подружиться. Я не хочу вашей смерти. Но ведь вы не побежите, а останетесь со своими воинами и, значит, погибнете. Ваши дети в городе?

– Да. И жена, и дети.

– Хорошо, Вильгельм, – сказал я после некоторого раздумья. Пока все шло хорошо, и мой блеф вроде бы проходил, только бы не переиграть… – Я не стану жечь ваши города, но у меня есть несколько условий. Первое – баронства Вольцоген, Вирт и Эбель отходят мне. Грамоты я жду утром. Второе – грамоту от архиепископа Кельнского на город Хаген и все земли, относящиеся к нему, я жду к завтрашнем вечеру. И напомните архиепископу, что война между нами еще не закончилась. Мои корабли уже на подходе, а Кельн стоит как раз на берегу и гореть будет не хуже моего Зиверса. Да и Эссен не далеко от моего Мезьера. А по реке, на хорошей лодке, от Дюссельдорфа до Кельна часа четыре, а обратно по течению – и того быстрее. Если что-то не выполните, завтра вечером я начну обстрел города из моих кулеврин. Да, грамоты на свои баронства можете привезти вместе с грамотой из Кельна. И мне нужны все грамоты, по отдельности я их не приму. И еще. Все это я делаю ради вас лично и ваших детей, но вашу мать я не прощу никогда. Предупредите ее, что если с ее стороны будет хоть малейшее поползновение как-то навредить мне или моему графству, то я вернусь. И тогда Берг ничто не спасет. И я тогда все сделаю, чтобы она умерла… А лучше отправили бы вы ее в монастырь. Пусть грехи свои замаливает. У нее их столько, что и за всю оставшуюся жизнь не отмолит. Но это уже не мое дело. Все, Вильгельм, до завтра. Какое оно будет, зависит только от вас.

Я развернул коня и отправился в лагерь. Конечно, это невежливо – поворачиваться спиной к герцогу, но мне наплевать. И это дало ему понять, что я шутить не собираюсь. Так что, думаю, все он сделает как надо. Он мог, конечно, взять детей и жену в охапку и рвануть из города, но вряд ли. Не тот человек. Рыцарский гонор из него так и прет. А вот жену с детьми он наверняка отправит. Пфальц тут не очень далеко, если по реке.