Гончие преисподней - Денис Чекалов

– Что же в этом странного? – отозвалась Франсуаз. – Для борьбы за власть не нужна причина. Сама власть – достаточный повод, Майкл.

Когда я постучал в высокие двери дома Карлиты Санчес, солнце уже нанизалось на шпиль кафедрального собора. Нам предстояло поспешить, если мы хотели закончить все к заседанию магистратского Совета, а вообще-то я полагал, что лучше поторопиться, нежели провести в Бармуте еще один день.

Калитку открыла маленькая нимфетка; она не казалась юной благодаря косметике и совершенно взрослому платью. Я задумался, отчего она не использует образ полувзрослой лолиты. Многие из тех, что посещают подобные заведения, возбуждаются при виде сексуальных малюток.

Позже я понял, что все-таки ошибался – люди, что ходили в дом Карлиты Санчес, были иного склада.

Да, они были подвержены пороку так же, как и любой человек, будь он жиголо или архиепископ. Но каждый человек понимает порок по-своему и по-своему предается ему. Я знаю множество таких, кто счел бы Франсуаз изврашенкой, и, пожалуй, столько же, кто считает ее закомплексованной скромницей.

В голову обитателей Бармута не могла прийти мысль о том, чтобы заниматься любовью с несовершеннолетней, – просто потому, что они считали это не обычным грехом, а грязью.

Я знал девушек, которые сочли бы грязью любую сексуальную позу, кроме традиционной.

– Вы что-то хотели? – спросила лолита.

Она хорошо знала, что имеется в виду под словом «что-то». Я отметил про себя, что она пользуется косметикой гораздо более умело, чем Карлита Санчес.

– Только один вопрос, – сказал я. Девушка томно потянулась.

– У меня уже готов ответ, – сказала она. – Да…

– Я хотел спросить о Виже Гайто, – произнес я.

Я торопливо продолжил, чтобы юная красотка не истолковала мои слова неправильно:

– С кем он встречается? У него есть подружка?

– О да, – ответила нимфетка. – Ее зовут Джорджия. Виже – такой статный парень… К сожалению, он совсем не заходит к нам.

– Верится с трудом, – усмехнулся я.

– Это правда, – ответила девушка. – Конечно, он часто здесь бывает, с друзьями. Пьют, веселятся. Его дружки берут девочек, а он нет. Ему подавай девочек из приличных семей… Таких, как Джорджия. Чертов гордец.

Я улыбнулся, почти против воли.

Отношения Аргедаса и Виже вновь наполнялись новыми оттенками красок. Отец приучил сына быть разборчивым в связях с женщинами, и этот урок нашел отклик в самолюбивом сердце парня.

– Но все это было до того, как в городе появились вы, – зачастила лолита. – Может, все-таки войдете? В это время мы не работаем, мне будет приятно побыть с вами просто так, из приязни…

Откуда она взяла это слово?

– Спасибо, но нет, – проговорил я. – Лучше скажи, где я могу найти Джорджию.

Наемник в темном доспехе из адаманта следовал за нами на небольшом расстоянии. Он делал вид, будто оказался здесь совершенно случайно.

Сперва я не мог понять, для чего Аргедас послал за нами соглядатая, он же мог увидеть весь город, где бы ни находился. Ответ оказался прост до безобразия. Чужой в чужом городе, наместник не знал культуры бьонинов, не понимал ее, а потому и не умел пользоваться ее дарами.

Пословица гласит – в своем доме и стены помогают. Потому горе тем, кто пытается стать хозяином в чужом.

– Как бы нам от него отделаться? – рассеянно спросил я. – Нет, Френки, не стоит проламывать ему череп. Давай придумаем что-нибудь более изящное…

Я сделал еще несколько шагов и остановился.

Площадь двигалась. Темные булыжники поднимались и воспаряли в воздух, рисуя сложные, причудливые узоры. Стражник, шедший за нами по пятам, оказался в центре каменного кружения.

Воин остановился, тревожно взглянул на нас, и его рука потянулась к защитному амулету.

– Что это? – негромко спросила Френки.

Несколько мгновений я не мог ответить, завороженный зрелищем. Перед моими глазами вспыхивало то, о чем эльфы моего поколения могли читать только в книгах.

Последний камень поднялся из мостовой, влившись в беззвучную мелодию танца.

Вслед за ним из холодной земли поднимался Он – паладин бьонинов, долгие века спавший в глубоком склепе и пробудившийся теперь – разбуженный злом, которое совершалось в Бармуте.

Он не знал слова «справедливость» и не искал правды. Мы с Френки были здесь чужаками, поэтому нам предстояло умереть первыми. Потом настанет очередь доктора. Убив его, паладин примется уничтожать всех, кого встретит, – до того дня, когда убьет истинного виновника преступлений.

После этого он вернется в подземную могилу, где будет спать до тех пор, пока новое зло не заставит его подняться.

Наемник медленно отступал назад, сотворяя перед собой защитные заклинания.

– Кто это? – спросила Франсуаз.

– Тот, кому понравится тебя убивать, – сказал я.

Мягкие, шелковистые волосы стекали с плоской лошадиной головы. Крепкая конская шея переходила в узкие, согнутые плечи, покрытые слизистой кожей. Руки были такими тоненькими и слабыми, что казались уродливыми косичками.

Впалая грудь топорщилась двумя небольшими сосками, и невозможно было понять, мужчина то или женщина. Под ними раздувался пухлый живот, шесть жировых складок налезали друг на друга и низко свешивались над пахом, заменяя одежду.

Ноги у существа были тонкие, птичьи, но заканчивались худыми человеческими ступнями. Вместо хвоста темнела черно-желтая гузка осы, из которой то появлялось, то пряталось снова ядовитое жало.

Страх сухими пальцами сжал воину горло, выдавливая из него мокрый всхлип, – так огр выжимает мозг из головы человека, чтобы лился через глаза прямо в рот людоеду.

Наемник схватил ожерелье из зубов дракена, висевшее у него на шее, и резким движением порвал золотую нить. Белые кусочки кости посыпались вниз сухим мертвым снегом.

– Orria gorn sutterium, – произнес человек.

Зубы, оброненные им, застыли в воздухе, не коснувшись земли. Они дрогнули, словно щепки, замершие на поверхности безмятежной воды и вдруг потревоженные ветром. Затем стали подниматься, остановились на уровне груди воина, сложившись в защитную руну.

Тварь по-птичьи ударила по земле лапой, подняв тучу песка. Ее тоненькая рука поднялась ко рту, и тупые лошадиные зубы перекусили вену.

Мутная кровь заструилась из раны, орошая камни, потом свернулась в тонкий тугой жгут и яростно хлестнула по костяным символам, что вздрагивали перед человеком.

Руна рассыпалась, и зубы дракена, разом вдруг потемневшие, упали на землю, сложившись в символ смерти. Верхняя губа чудовища приподнялась, и глухое ржание вырвалось из смрадного рта.