Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова

Удаленная в подмосковное имение отца Черная Грязь (ныне Царицыно) княжна прокляла место своего изгнания. Причем она стала второй женщиной, предавшей проклятию эту местность из-за своих великих несчастий.[29]

А Екатерина получила невиданную награду: 7 мая 1724 года она была коронована как российская императрица. Коронация Екатерины — один из экстравагантнейших поступков Петра. До нее из русских цариц была помазана на царство только Марина Мнишек. Коронация означала высшую степень доверия к жене. Корона — шедевр ювелирного искусства российского умельца — «много превосходила все прочие изяществом и богатством; она сделана совершенно иначе, то есть так, какой должна быть императорская корона, украшена всеми дорогими каменьями и большими жемчужинами», — рассказывает Берхгольц. Платье императрицы — «роба» — было доставлено из Парижа и обошлось казне в 4000 рублей.

Архиепископ Федосий Яновский обратился к Екатерине с благословением, которое она выслушала, преклонив колени. Затем архиепископ взял императорскую корону и передал государю, который сам возложил ее на голову коленопреклоненной супруги. Когда она поднялась с колен, три первые статс-дамы надели на нее императорскую мантию, причем Петр усердно им помогал.

Один из иностранных посланников в России писал: «Это одно из удивительных событий в этом чудесном веке».

Между тем царь не мог избавиться от мыслей о будущем преемнике. Кто им станет? Даже после возведения Екатерины в императорский сан Петр не считал, что проблема преемственности решена. Однако постепенно он стал склоняться к этой мысли. Правда, Екатерина происхождение имела самое низкое, не знала грамоты, совсем недавно была лифляндской служанкой, легко переходила из рук в руки. Зато обладала практической смекалкой, привыкла к дворцовым интригам, всегда поддерживала его политические устремления и много раз доказывала мужу свою преданность.

Его чувства к жене словно возродились. «Только в палаты войдешь, так бежать хочется — все пусто без тебя». Ни один историк не опустил эту фразу из письма императора жене от 26 июня 1724 года, свидетельствующую о его нежной к ней привязанности.

Петр давно уже страдал от мочекаменной болезни, признаки которой проявились впервые во время Прутского похода в 1722 году и приняли на следующий год более тяжелую форму. На бедрах появились гнойники, переходящие в язвы. Тем не менее он не стал меньше пить, соблюдать диету. Врачей, немца Блументроста и англичанина Паульсона, призывавших его к умеренности, он обзывал невеждами и прогонял дубинкой. Царь страдал от сильных болей в пояснице. Он не мог сдержать страшных криков, когда выходили довольно крупные камни и куски гноя.

Принято считать, что венерическим заболеванием его заразила Евдокия Ржевская, «бой-баба», выданная замуж за царского денщика Чернышева. Но современники говорили вполне определенно, что это Петр, заразившись в Голландии сифилисом, передал болезнь своему денщику, от которого она перешла Евдокии. Тем не менее женщину высекли кнутом. Екатерина тоже была заражена. Не потому ли из 12 царских детей до преклонного возраста дожила только одна Елизавета?

Петр упорно не желал признать очевидное. Рождение новых детей становилось для сорокапятилетнего царя все более проблематичным. Тем не менее он избавился от своего старшего сына, чтобы обеспечить будущее младшего.

В сентябре 1724 года был поставлен диагноз: песок в почках, осложненный следами венерического заболевания, плохо вылеченного.

Каменная и незалеченная венерическая болезни доставляли Петру непереносимые страдания. Стриктура уретры, заболевание мочевыводящих путей, развивалось на фоне хронических воспалительных процессов. Недолеченный сифилис или гонорея? В России безоговорочно признавали первый вариант. Вольтер, который всегда знал все, уверенно утверждает, что Петр болел гонореей.

До настоящего времени сохранились серебряные катетеры, которыми император самостоятельно бужировал уретру. Это неимоверно болезненная операция осложнялась отсутствием анестезирующих средств — естественно, в этом качестве Петр использовал крепкие спиртные напитки. Но и они оказывались бессильными. Поэтому царь решился на бужирование только один раз. Крики больного во время этой процедуры приводили окружающих в ужас.

Несмотря на болезнь, император отправился посмотреть, как продвигаются работы по рытью Ладожского канала. Там он проводил холодные ночи в палатке, погружался в воду, ездя верхом по замерзшим болотам. Затем Петр направился на Олонецкие «железноделательные» заводы, потом на заводы Старой Руссы, где работал в качестве простого рабочего; наконец, настоял на возвращении в Петербург водным путем, хотя стоял уже ноябрь. Дорогой, около маленького городка Лахты, император увидел севшее на мель судно, а на нем солдат в опасном положении. Спеша им на помощь, он вошел в воду по пояс. Команда была спасена, но царь вернулся в свою столицу в жестокой лихорадке и слег. Переохлаждение и алкоголь способствовали обострению болезни, которое закончилось острой задержкой мочи и поражением почек — пиелонефритом с развитием уросепсиса.

«Он спас лодку и, может быть, жизнь нескольких человек, но подверг опасности большой корабль и многочисленную команду, начальство над которой ему было вручено», — осуждал Петра К. Валишевский.

В столице Петра ожидало ужасное открытие, что Екатерина давно обманывает его с Виллимом Монсом. 5 ноября 1724 года он получил анонимное письмо, в котором об этом сообщалось.

Виллим Монс, во всех отношениях приятный молодой мужчина, был братом Анны Монс, первой возлюбленной Петра, оставившей по себе такую неприятную память. Как все дети семьи Монс, он обладал яркой внешностью, был статен и приветлив. Но его отличали не только внешняя привлекательность и щегольство. Поступив на военную службу, Виллем отменно зарекомендовал себя в армии, участвовал в битвах при Лесной и под Полтавой, где продемонстрировал и храбрость, и ловкость. Вскоре его приметил генерал-поручик Родион Христофорович Боур, большой ценитель красоты во всех ее проявлениях, а особенно в юных пригожих мальчиках. Так Монс стал адъютантом Боура. В этом не было ничего странного. Не воспользоваться склонностью начальства мог только ханжа или записной дурак, а Монс не был ни тем ни другим.

Вскоре миловидность адъютанта заметил Павел Ягужинский, и они стали, по выражению М. И. Семевского, «короткими приятелями».

Еще в 1711 году Монс обратил на себя внимание Петра и стал его адъютантом. Это приблизило его к царю, но было мало для того, чтобы сделать карьеру. Вероятно, имелась протекция, но отнюдь не со стороны Анны, которая именно в то время вышла за барона Кайзерлинга. Покровительствовала брату Матрена Балк, пользовавшаяся исключительным доверием Екатерины. Ее стараниями Виллим в 1716 году был определен камер-юнкером ко двору царицы, замечен ею, а затем стал управляющим ее Вотчинной канцелярией. Лицемерная Екатерина объясняла, что только для того поставила красавчика Виллема управлять своим имением, чтобы угодить Петру — все-таки память о его большой любви. Он так и не сумел ее забыть.