Поход Командора - Алексей Волков

Не знаю, как местные туземцы поступали с пленными. Каннибализма здесь вроде бы нет. Приносили в жертву богам? Или просто убивали для профилактики? Или превращали в рабов?

Хотя, попадись в наши руки Ягуар или Коршун, они бы легко не отделались.

Не сразу, однако юноша поверил. Он встал, попробовал сделать шаг, но тут Командор окликнул:

– Подожди!

Сергей извлек нож, зачем-то потрогал пальцем лезвие и протянул уходящему рукояткой вперед.

– Вот, возьми. Пусть будет на память.

С точки зрения дикаря подарок был королевским. Надо всю жизнь иметь дело лишь с камнем, чтобы понять ценность хорошего кинжала. И что по сравнению с крепкой сталью какое-то золото? Даже плохое оружие намного лучше хороших украшений.

Плохого оружия у Командора не было.

Ближе к вечеру мы сидели у костра неподалеку от лагеря и вели неспешную беседу.

Большая часть дня прошла в ожидании, зато потом оно было вознаграждено сторицей. Из джунглей бесшумно вышли четверо мужчин, и Командор первым отправился им навстречу.

Теперь на нейтральной полосе нас было восемь. С той стороны – немолодой, однако очень крепкий мужчина, судя по отношению к нему остальных – вождь, другой мужчина, несколько помоложе, исполнявший обязанности переводчика, и двое не то воинов, не то младших вождей.

Одеты наши гости были в одни набедренные повязки, с непокрытыми головами, да с другими повязками на лбах, дабы длинные черные волосы не лезли в глаза. У каждого из четверых было копье, а теперь еще, после подарков Командора, вдобавок по ножу. На этот раз не из перевязей, а из мешка. Сергей любил таскать на себе запас оружия.

В противовес индейцам, мы были в камзолах, ботфортах, треуголках да в придачу при шпагах и пистолетах. Короче, в повседневном наряде цивилизованных людей.

Мы – это Командор, я, Гранье и Калинин. Сергей решил, что количество человек с той и другой стороны должно быть одинаково. Свиту он составил с расчетом. Жан-Жаку доводилось иметь дело с индейцами, Аркаша служил переводчиком, и только я был ни сбоку припека. Вероятно, как свой человек.

Сорокин, Ширяев и Владимирцев обеспечивали охрану лагеря. Певческие таланты Жени здесь были не к месту. Вот меня и угораздило оказаться в роли дипломата.

С той стороны говорил вождь. Говорил он на своем языке. Толмач-индеец переводил сказанное на ломаный испанский. И уже потом Аркадий повторял то же самое на русском.

Порой Калинин терялся, извинялся, что испанский индейца неточный, и тогда Гранье в меру сил помогал ему с переводом. Только на французский язык.

Еще хорошо, что мы не переступили границу Бразилии, а то к языкам добавился бы португальский, а это уже слишком.

От этой мешанины разговор поневоле замедлялся еще больше. Только лучше беседовать так, чем при помощи ружей и стрел. У нас есть свой враг, ни к чему, чтобы на это место претендовал кто-то еще.

– Большинство молодых мужчин были на охоте далеко от селения, – рассказывал вождь. – Когда они вернулись, тут были только трупы. От случайно выживших охотникам удалось узнать, что произошло в их отсутствие. Пришельцы надругались над женщинами, убили детей и мужчин. Женщин они убили тоже. Потом уцелевших мужчин и женщин они забрали с собой и скрылись в лесу.

– Как проводников и заложников, – понимающе кивнул Командор. – Вы узнали, куда они ушли?

Вождь вздохнул:

– Нет. Охотники немедленно послали за помощью во все окрестные селения, а тут появились вы. Мы подоспели как раз тогда, когда вам готовили засаду.

Все это было произнесено без малейшего стеснения. Мол, сами должны понимать, что вас приняли за сообщников тех, кто прошел здесь раньше. И другого разговора с вами в тот момент быть просто не могло.

Ни мы, ни индейцы не упрекали друг друга в гибели людей. Был бой, а без потерь боев не бывает.

– Это наши враги, – не в первый раз заявил Командор. – Мы преследуем их давно. Как найдем – уничтожим.

Вождь задумался. Может, для него все белые были на одно лицо. Трудно доверять тому, о ком ты почти ничего не знаешь.

Насколько я понял, испанцы изредка объявлялись в здешних местах. Вели же себя ничуть не лучше Ягуара с его лихой компанией. Разве что, помимо убийств, с трогательной заботой о душах пытались обратить индейцев в католическую веру.

Спасали джунгли. Незнакомому с ними трудно найти в чаще редкие селения. Тут хватает болот, в которых запросто может сгинуть воинский отряд.

– Мы выступим вместе с вами, – наконец решил вождь. – Пришельцы будут уничтожены.

– Обязательно будут, – кивнул Командор. – Но с этим мы справимся сами. Я обещал убить их всех и сдержу слово. От вас нам нужны только разведчики и проводники.

Я подумал: уж не обидится ли вождь? Он был воином, а тут ему предлагают вспомогательную роль.

Должно быть, Сергей подумал о том же, потому что дополнил сказанное:

– Пришельцы вооружены гораздо лучше вас. Зачем терять зря воинов? Мы будем биться с ними на равных. Если же вы поможете отыскать врага, то все оружие убитых будет вашим.

При последних словах Гранье вскинулся. Индеец с мушкетом опасен прежде всего для белых.

Но забирать себе подобные трофеи не было никакого смысла. Да и края эти принадлежали не Франции, а ее врагам. Вот пусть враги и почувствуют, почем фунт лиха. На войне все средства хороши. Вдобавок порох быстро кончится, и мушкеты превратятся в никчемные железки.

Подумав так, наш бравый канонир быстро успокоился. По крайней мере, возражать вслух он не стал.

Зато опять надолго замолчал вождь. Приверженность к традициям боролась в нем с желанием получить чудесное оружие. Лук хорош для охоты на животных, на людей лучше выходить с чем-то более основательным.

Победила алчность. Она частенько побеждает любые другие соображения. Только одни хотят денег, другие – чего-нибудь иного. Деньги в лесу не нужны.

В итоге мы договорились. Индейцы обещали дать нам в помощь своих лучших следопытов, мы – перебить банду Ягуара и подарить союзникам трофеи.

Разумеется, кроме золота и драгоценностей. Если таковые сейчас есть у пиратов.

Пока мы договаривались, вплотную подступила ночь. В дремучих джунглях в темноте искать что-либо бесполезно и пришлось отложить все назавтра.

Союз союзом, однако ночевали мы со всеми предосторожностями. Спали тесно, окруженные зоркими часовыми. По неписаным флибустьерским законам (писаных законов у джентльменов удачи не было) заснувший на посту или на вахте подлежал смертной казни. Жестоко, да только ценой подобного сна может быть жизнь всех остальных.

В походе не принято разлеживаться. К восходу солнца мы были готовы к выступлению. Единственное, что этому мешало, – отсутствие сведений, куда же нам, собственно говоря, выступать.