Ашхабадский вор - Александр Бушков

– Я должен оказаться в нем. Да, собственно, чем вырискуете? Я же не прошу выдать мне оружие, я не прошу оставить меня безнадзора. Ради бога, пускай вокруг толкутся ваши орлы. Отдайте им приказ, вслучае если я переступлю условную черту невидимого круга, стрелять напоражение. Ну куда я денусь? А представляете, какой шанс у вас в руках. Такойвыпадает раз в жизни. Спасение жизни монарха – это то, о чем может толькомечтать любой служивый человек. Генеральские погоны – самое малое из того, чтовы получите в награду. Ну а моя награда будет поскромнее. Свобода.

Черт его знает, что там творится за этими азиатскимиглазками, какие процессы бурлят. В любом случае, Карташ сделал свой ход, итеперь только остается дожидаться хода ответного.

– Я понял вас, – сказал «товарищ полковник»,поднимаясь из-за стола. – Любопытно, любопытно…

Он обошел стол, сел на его край, наклонился. Его лицооказалось совсем близко от лица Карташа. Если бы не цепь, до его шеи можно былобы дотянуться руками.

– Я ведь давно в профессии, – улыбнулся полковник.Улыбка ему шла не больше, чем леопарду бантик. – Много чего повидал имного кого повидал. Вы врете, уважаемый. И, уж простите старого полковника,врете не слишком умело, не слишком искусно. Я понимаю вашу игру – надеетесьсбежать в толпе. Правильный ход. Вы, как умеете, разыгрываете свой единственныйшанс. В другой раз я бы посмеялся над вашими фантазиями и отправил бы на паруденьков в давешнюю камеру, чтобы остудить воображение, чтоб выдавить из вас покапле Мюнхгаузена. Так бы я и поступил... Если бы не одно «но». Знаете, в чемзаключается это «но»? В том, что на президента Ниязова сегодня действительнопроизойдет покушение. Представьте, я знаю об этом покушении больше вашего.Например, я даже знаю, кто станет покушаться на его жизнь. Вы. Да, да, вы, мойдорогой. Вы и будете убивать президента...

Двадцать девятое арп-арслана 200* года, 13.16

Самыми подходящими к случаю оказались бы подзабытыебравурные песни советской поры, какие вырывались из уличных динамиков напервомайские праздники. Под них, если помните, вышагивали по центральнымплощадям городов колонны трудящихся, что-то выкрикивая, размахивая флажками иприкладываясь к заветным фляжечкам. С той же, как сказали бы в те годы,задоринкой шли сейчас по площади Огуз-хана колонны туркменских трудящихся.

Впрочем, колонны пошли не сразу. Сперва выступал Сердар.Нимба над его головой Карташ не усмотрел (как усмотрела одна местная журналистка,чью статью Алексей успел прочесть накануне вечером) и ничего мифологического вего облике не нашел – человек как человек, вполне обыкновенный с виду, вполне,на первый взгляд, смертный.

Естественно, Сердар говорил по-туркменски и Карташ из его выступленияни слова не понял. Ораторствовал Сапармурат без огня, каким, например, славитсяФидель Кастро, но и без лицемерных ужимок, свойственных западноевропейскимтрибунам. Так, как Сердар, обычно выступают перед своими аудиториями начальникипионерлагерей и председатели колхозов: ровно и плавно, как колесо катится, и изкаждого слова выпирают ребра следующего подтекста: «Все равно вы, засранцы,меня не послушаете, но сказать я обязан».

Родственник саудовского короля, этот Абу-дель-и-так-далее,стоя рядом с президентом, чему-то загадочно улыбался. Его вид напомнил Карташустарую комментаторскую шутку: «На ринге советский и кубинский боксеры.Негритянского боксера вы легко отличите по синей каемке на трусах». По поводуарабского гостя можно было бы сказать: «Родственника короля можно легко узнатьпо бородке клинышком». Шутка состояла бы в том, что посланец короля, одетыйсогласно арабско-бедуинской моде, белел на фоне серых костюмов туркменскойполитической элиты, как парус одинокий. Вот в кого удобно целиться, междупрочим и к слову говоря...

Лица простого народа, слушающего выступление, Карташу былине видны – толпа была отодвинута довольно далеко от трибуны. Между возвышением(обитая зеленым высокая постройка под бардовым балдахином), на котором стоялоруководство, и народом пролегало открытое пространство шириной в несколькосотен метров, где находились лишь курсанты. Молодые спортивные ребята былипостроены в ровные ряды, им предстоит живыми барьерами делить шествиетрудящихся на потоки.

Мощные динамики разносили по площади плавную речь Сердара,народ внимал, иногда взрываясь оглушительными и продолжительнымиаплодисментами. Во время таких рукоплесканий даже не приглушенный ничем выстрелбудет не услышать... Впрочем, кто и откуда может выстрелить? Да никто иниоткуда. Все крыши, с которых можно выцелить мишень, разумеется,контролируются. Это же аксиома. Более того, на них должны находиться снайперыиз этой пресловутой гвардии земляков, роты охраны.

Из толпы тоже не шарахнешь. Даже не в том вовсе дело, что далеко.Поди попробуй кто поднять предмет, напоминающий стрелковое оружие, – толпатут же или навалится скопом на стрелка, или в испуге брызнет в стороны. И то, идругое для покушающегося означает полный провал. Потому что охранники егоуглядят задолго до выстрела и охрана, стоящая рядом с президентом, повалит напол охраняемую персону. К тому же в той же толпе, ясное дело, шныряютвостроглазые штатские. Правда, вряд ли этой работой занимаются преторианцыСердара, скорее уж люди из КНБ, это уже их поляна.

Нет, с дальнего расстояния президента не взять. Покушениеимеет шансы на успех только в том случае, если ликвидатор окажется поблизостиот объекта. Хотя бы на таком расстоянии, на каком находился сейчас Карташ.Конечно, никто хоть в чем-то, хоть в малости-мальской подозрительного субъектатак близко не подпустит. Другое дело, если ликвидатору удастся внедриться. Как,например, внедрили самого Карташа, который стоит сейчас среди сотрудников КНБ вдесяти метрах от трибуны. Ближе, по утверждению «товарища полковника», ниодного кээнбэшника нет, за исключением генералов. Там, внутри ближайшего круга,могут находиться только люди из роты охраны Сердара.

Итак, Карташу предстоит стать человеком, поднявшим руку насветоча туркменской нации, на любимого Вождя. Как перспективка-то, а?! Покаразум Алексея отказывался верить в подобное. И вообще с его разумом происходилистранные вещи. Нечто сродни тому, что бывает после тяжелых травм, когдаблокируются некоторые участки мозга и человек теряет чувствительность к боли. Алексейже утратил чувствительность к собственной участи. Ке сера, сера…

А участь Карташа – завидная или не очень – зависела от того,что произойдет или, наоборот, не произойдет на этом самом Празднике праздников.«Товарищ полковник» был предельно откровенен и конкретен: раз уж ты попал кнам, такой весь таинственный и облеченный, раз ты лепишь из себя спасителятуркменского государства, то и спасай его, хотя бы и своей шкурой. Коль небудет покушения реального, произойдет покушение фиктивное. В точности как бывалопри товарище Сталине. Заговор троцкистов-бухаринцев, заговор врачей и прочиепридуманные заговоры. Чем мы хуже? Слепим и мы наш маленький, но страшныйзаговор, который вовремя разоблачили органы КНБ и в результате задержалинекоего субъекта славянской внешности при попытке физического устраненияпрезидента. («Очень хорошо, что вы не туркмен, туркмен нам бы не подошел,поскольку президент свято верит в незлобивость национального туркменскогохарактера».) «Кстати, – добавил полковник, внезапно оживившись, – взаговор вплетем к вам в компанию еще нескольких человечков, которые давно ужевсем поперек горла…» Карташ прекрасно понимал причину такой откровенностикээнбэшника: вывести из равновесия, породить отчаяние – дескать, так и такпропадать, но все-таки там, на воле, светит какой-никакой, пусть совсемдохленький шанс прорваться, рвану-ка я, и вдруг мне повезет. Когда же Карташпойдет на прорыв, его заломают или пристрелят, что одинаково приемлемо для«товарища полковника». Он в любом случае становится героем нации, КНБ утираетнос личной гвардии Сердара, все замечательно.