Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом - Джереми Дронфилд
Шрифт:
Интервал:
Когда наступило Рождество и Вохер собрался в Вену на праздники, Фриц сообщил ему несколько адресов отцовских друзей – неевреев, живших в окрестностях Кармелитермаркта. Дал он и адрес их старой квартиры на Им Верд, а также письмо к матери[399]. Несмотря ни на что Фриц продолжал надеяться. Ему хотелось верить, что они с Гертой живы и здоровы. Кто-то должен был что-то знать.
* * *
Леопольдштадт лишился своего сердца. Бывшие еврейские лавки стояли заколоченные, торговля прекратилась, дома опустели. Поднимаясь по лестнице в доме 11 на Им Верд, Альфред Вохер увидел, что половина квартир заброшена[400]. А нацисты еще утверждали, что евреи занимают и без того скудный жилищный фонд, необходимый настоящим германцам!
Он постучал в квартиру 16, но никто не ответил. Дверь, похоже, не открывали с тех пор, как Тини Кляйнман заперла ее на замок в июне 1942-го. Решив расспросить соседей, Вохер наткнулся на мужчину по имени Карл Новачек, который когда-то дружил с Густавом. Карл, работавший киномехаником, был одним из немногих нееврейских друзей их семьи, оставшимся верным Кляйнманам в период нацистских преследований[401]. Он очень обрадовался, узнав, что Густав и Фриц до сих пор живы.
И не он один. Нашлись и другие их друзья: Ольга Стейскал, державшая магазин в соседнем доме, и Франц Крал, слесарь. Они отреагировали в точности так же, как Новачек. Узнав новости, все трое поспешили на рынок и вернулись с корзинами провизии, которую просили отвезти в лагерь. Слух дошел до двоюродной сестры Фрица Каролины Семлак – или, как ее обычно называли, Линши, – которая жила в паре улиц оттуда. Линши, выйдя замуж, стала христианкой и арийкой, но, в отличие от бедняжки тети Хелен в Дёблинге, не боялась признаваться в родстве с евреями. Она тоже собрала продукты и написала письмо, приложив к нему фотографии своих детей. Ольга – старые друзья звали ее Олли, – тоже написала Густаву; она всегда была к нему неравнодушна, как, похоже, и он к ней; возможно, между ними что-то и получилось бы, не будь Густав женат.
Удивительное, небывалое событие: группа друзей-арийцев и выкрещенных евреев передают с баварским солдатом в форме Вермахта любовно собранные подарки для двух евреев в Освенциме. Все это выглядело донельзя трогательно, но перед Вохером встала проблема: продукты заняли целых два чемодана. Требовалось что-то придумать, чтобы передать их Фрицу.
Вернувшись в Освенцим, он начал частями проносить гостинцы на комбинат. Еда оказалась очень кстати, но куда более ценными для Фрица были новости от Линши и их друзей. Он сразу же задал вопрос про мать и сестру, но Вохер лишь покачал головой. Все, с кем он разговаривал, повторяли одно и то же: Тини Кляйнман и ее дочь депортировали в Остланд, и с тех пор от них не было никаких вестей. Несмотря на разочарование, Фриц все-таки цеплялся за надежду, что они живы. Его теток, Дженни и Берту, депортировали с одним из последних составов, отбывших из Вены в Минск в предыдущем сентябре. У Дженни не было семьи, кроме ее «разговорчивого» кота, но у Берты осталась дочь, Хильда (замужем за неевреем) и внук[402].
Разделив большую часть продуктов с товарищами, Фриц отнес остальное, вместе с письмами, отцу. Несмотря на печальные новости о Тини и Герте, Густав рад был услышать хоть что-то о старых друзьях. Он отказывался терять надежду и радовался тому, что сможет написать людям, которых любил.
Гораздо сдержаннее отреагировали Густль Херцог и Стефан Хейман, когда Фриц рассказал им, что сделал; несмотря на его убежденность в надежности Альфреда Вохера, Стефан не отказался от своих подозрений. Он убеждал Фрица не связываться с немцем.
Но Фриц стоял на своем. Он очень уважал Стефана, но тяга к старому миру и родне была в нем сильнее.
Дражайшая Олли,
Я получил ваше чудесное письмо, за которое искренне благодарю, и прошу извинения за отсутствие новостей от нас с Фрицлем, но мне приходится быть крайне осторожным, чтобы не причинить вам никаких неприятностей. За драгоценную посылку я благодарю вас еще тысячу раз… Я счастлив, что у меня есть столь великодушные и преданные друзья, даже сейчас, вдали от дома[403].
Был третий день нового, 1944, года, и в воздухе уже витала надежда. Карандаш Густава стремительно бегал по тетрадному листу в клетку.
Поверьте, дорогая Олли, что все эти годы я вспоминал дивные часы, проведенные с вами и вашими родными, и никогда вас не забывал. Для нас с Фрицлем эти годы оказались нелегкими, но, благодаря стойкости и силе воли, я заставлял себя жить дальше.
Если мне выпадет счастье снова увидеться с вами и вашими близкими, это компенсирует мне упущенное – те два с половиной года, что я не имел вестей от своей семьи… Но я стараюсь этим не терзаться, потому что однажды мы обязательно воссоединимся. Что касается меня, дорогая Олли, я все тот же прежний Густль и намереваюсь таковым остаться… В любом случае знайте, моя дорогая, что, где бы я ни был, я всегда думаю о вас и о моих дорогих друзьях, и передаю вам мои наилучшие пожелания и поцелуи.
Густав сложил листок и сунул его в конверт. На следующее утро Фриц потихоньку пронесет письмо на фабрику и передаст своему немецкому другу. Мужественный мальчик снова превзошел себя. Для него нет никаких преград; единственное, что Густав может сделать – это надеяться, что он опять не навлечет на себя беду.
На той неделе Фриц передал Фредлю Вохеру письма других венских заключенных, в основном евреев, которых ждали дома арийские жены. Они старались писать так, чтобы содержание письма не поставило под угрозу ни отправителя, ни получателя, если почту перехватит гестапо.
* * *
Для Фрица передача писем была не единственным способом обмануть систему в пользу своих товарищей. Он занялся также обменом бонусов.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!