Время московское - Алексей Фомин

— О-ля!

— Здравствуйте, Тимофей Васильевич, — обожгла его боярыня ледяным взглядом.

Ольга стояла в окружении нескольких слуг, с любопытством взиравших на молодого респектабельного господина, столь бурно приветствовавшего их госпожу. Остановленный этим взглядом, как ударом копья в грудь, Сашка замер в нескольких шагах от нее и медленно опустил руки.

— 3-здравствуйте…

— Пройдемте, Тимофей Васильевич. Поговорим.

Ольга сошла с дорожки и пошла меж яблонь в глубь сада. Сашка, как побитая собака, опустившая голову и поджавшая хвост, поплелся за ней. Через полсотни шагов она, видимо сочтя, что они ушли достаточно далеко, чтобы их никто не услышал, остановилась и повернулась к нему.

— Тимофей Васильевич, — грозным шепотом остановила она его, не давая приблизиться к себе, — то, что у нас с вами было, — это великий грех. Я большая грешница и уже наказана Господом за свои грехи. Я бы давно ушла в черницы, если б не дети, коих, кроме меня, некому вырастить и поставить на ноги. Я за свой грех не понесла кары от людей, но несу ее от Господа…

— Оля, о чем ты? — жалостно простонал Сашка. — Я люблю тебя. И ты любишь меня. Опомнись…

— Это и есть грех. Грешно любить мужнюю жену, а мужней жене любить чужого человека — тройной грех.

— Оля, теперь-то нам никто не мешает! Ты вдова, я тоже свободен…

— Спасибо, что напомнил, Тимофей Васильевич. Господь мне жизнь сохранил, а вот у мужа моего забрал. Теперь его смерть на моей совести, и не отмолить мне этого до конца жизни. — Из ее глаз не выбежало ни одной слезинки, ее прекрасное лицо оставалось неподвижным, словно мраморным. — Прощайте, Тимофей Васильевич!

Сашка повернулся и пошел к своему экипажу, так ни разу и не оглянувшись. Глядя ему в спину, Ольга вытащила из широкого рукава платок и закрыла им лицо, пряча от всего мира покатившиеся из глаз горючие слезы.

Подуставшие лошадки невольно сбавили ход, перейдя с бодрой рыси на слегка ускоренный шаг, но Сашка, погруженный в печальные мысли о превратностях любви, не обращал никакого внимания ни на снизившийся темп передвижения, ни на своих спутников, ни на красоты окружавшей его природы. Адаш, уже пару раз пытавшийся разговорить своего господина и тем самым отвлечь его от мрачных дум, оставил эти попытки и тоже замолчал. И так продолжалось до тех пор, пока их экипаж, следуя по Волоколамскому шляху, не миновал село Святые Отцы.

— Так куда мне ваших светлостей доставлять? — поинтересовался ямщик, обернувшись к своим пассажирам. — Вам до Семеновского? Или, может, я вас до самого дому?

— Да езжай уж в Семеновское, — махнул рукой Адаш. — Все одно тебе на станцию надо. А там мы других лошадок возьмем.

— Как скажете, конечно, ваша светлость, но я бы мог вас и до дома. А на станцию я и потом успею, — настаивал услужливый ямщик.

И так они препирались, состязаясь в любезности, до тех пор, пока суть этого идиотского, лишенного всякого смысла спора не дошла до Сашки.

— Да будет вам! — очнулся он наконец от своих печальных раздумий. — Едем же, конечно, домой. На кой черт нам еще переться в Семеновское!

— Как скажешь, государь! — обрадованно ответил Адаш и скомандовал ямщику: — Держи все прямо! Воронцово знаешь?

— Как не знать, ваша светлость! Я в наших местах каждый закоулок знаю, — ответил довольный ямщик.

— Слушай, государь. — Адаш тронул Сашку за рукав. — Ты только посмотри, сколько огромных сел мы проехали. Я, грешным делом, как-то об этом и подзабыл, сколько народу в наших краях живет. Вот где надо нам ополчение собирать, где армию-то готовить. А я-то, понимаешь, разъезжаю по северным лесам да дебрям, трясу этих удельных князишек, каждую годную к делу душу из них выколачиваю. А нам бы здесь сейчас выгрести всю молодежь да поработать с ней основательно. А что? Отсеяться — они уже отсеялись. До уборки у нас есть два месяца. За это время их можно будет хоть чему-то научить.

— И там будем собирать, и здесь… — рассеянно ответил Сашка.

— Собирать народ надо, конечно, везде, — вновь дернул его Адаш. — Я не о том. Зачем же мы будем складировать оружие, запасы и прочее в Костроме, если основная часть войска у нас собирается здесь? Здесь надо и склады устраивать, и нам сюда переезжать!

Наконец-то до Сашки дошло в полной мере то, о чем ему толковал Адаш.

— А что… Пожалуй, ты прав. Дмитрий только испугается.

— С чего бы это?

— Подумает, что выскользнуть из-под его контроля хочу.

— Так пусть и он переезжает. Война ведь… Давно пора дворец на походный шатер сменить.

— Ладно, посмотрим…

Дома Тимофея с Адашем встретили самым торжественным образом. Оказывается, уже неделю матушка высылала вперед дозор, ожидая дорогих гостей. В доме поднялась радостная кутерьма, как это обычно бывает, когда наконец-то приезжают долгожданные гости. От торжественной встречи с объятиями и поцелуями почти сразу же перешли к парадному обеду, на котором присутствовало не только все семейство, но и вся дружина и даже кое-кто из соседей.

Но Сашке, прежде чем сесть за стол, все-таки удалось уединиться на несколько минут с Марьей Ивановной и потолковать о делах.

— Сыночек! Любимый! — роняя слезы радости, вновь обняла она его. — Уж и не чаяла тебя увидеть.

— Вы простите меня, матушка, за неловкость да бестолковость мою, — начал оправдываться Сашка. — Мало что у меня получилось… И письма эти украденные, и отношение Дмитрия враждебное, и вообще… Некомат этот, вражина, вредил постоянно… Убить я его хотел — не получилось… Хорошо хоть колдунья подсказала, где у него слабое место найти и как его вину Дмитрию показать.

— Ничего, сыночек, все, что ни делается, все к лучшему.

— Матушка, а с этим саном великого воеводы так получилось… Мне ведь толком и посоветоваться там не с кем было. Разве что с Адашем…

— Ты все правильно сделал, сынок. Не получится никакого мира сейчас. Ты ведь помнишь, средь Мамаевых ближних мой человек есть. Так вот, пишет он, что Мамай старался войны, по крайней мере большой войны, избежать. Повоевать окраинные княжества, Дмитрия попугать и на том с ним договориться. Да Некомат не дает. Подбил он всю ордынскую старшину,[28]наобещал им денег, власти и почестей. Хотят Дмитрия и удельных князей истребить и на их место самим сесть. Мамай пока сдерживает их как может. Он бы и рад все назад вернуть, да уж не может. Даст бог, тебе теперь удастся и войну малой кровью закончить, и Ивана нашего из-под удара вывести.

— Будем стараться и надеяться, матушка…

— Пойдем за стол, сынок, а то все уж, наверное, заждались.

Пир только начинался, была провозглашена лишь первая здравица и выпита только первая чаша, и женщины еще не покинули застолье, когда в зале появилась Манефа-ключница и, подойдя к Марье Ивановне, что-то прошептала ей на ухо. Та встала и незаметно для остальных сделала знак младшему сыну. Сашка тоже выбрался из-за стола, стараясь не обращать на себя излишнего внимания окружающих, и последовал за матушкой.