Последний триумф Вермахта. Харьковский "котел" - Константин Быков

Попав под тяжелый удар противника, 337-я дивизия была расчленена на части и окружена. Очевидно, из окружения смогли выйти наиболее близкие к «Большой земле» части восточного фланга дивизии. Поскольку Небольсин пишет о выходе в расположение советской танковой части, то мы, исходя из дислокации этих частей по Гланцу, можем предположить, что это была 114-я или 64-я танковая бригада из группы генерала Шерстюка, которая пыталась деблокировать окруженных.

Что же произошло дальше?

После быстрой проверки вышедших из окружения помыли в бане и переодели в пегие костюмы и плащ-палатки. Из них был сформирован сводный батальон особого назначения из пяти рот. Командиром пятой отдельной роты назначили Небольсина. Далее слово ему самому:

«Нашим ротам предстояло выполнить срочное и очень важное задание. Какое? Мы еще не знали.

Прошла еще одна короткая летняя ночь. На рассвете пятую роту подняли по тревоге. Погода резко изменилась, похолодало, не по-летнему низко бежали лохматые облака, которые то припускали сильный дождь, то моросили. Мы шли налегке, кутаясь в новенькие плащ-палатки. Под ногами скользила и чавкала размокшая земля. Несли только оружие и противогазы, остальное нехитрое личное имущество: шинели, вещмешки и кое-что другое — увезли на автомашине. Куда и зачем идем: никто не знал, даже сопровождавший нас майор только пожимал плечами — сам, мол, ничего не знаю…

Отшагав километров пятнадцать, мы подошли к месту назначения. На поляне стояла парашютная вышка, а между деревьев, вытянувшись в ряд, раскинулись зеленые палатки, возле которых суетились люди в белых халатах…

На второй день, пройдя небольшой инструктаж, мы дважды прыгнули с вышки…

Прошло несколько дней. С утра до вечера шли непрерывные тренировки: стрельба, метание гранат, инструктажи и, конечно, прыжки с вышки…

Мы ждали приказа на вылет. О задании я уже знал. Суть его заключалась в следующем: в тылу врага, недалеко от деревни Лозовенька, скрывался штаб Шестой армии, не успевший выйти из окружения. В нем якобы находился и сам маршал Тимошенко. Наши роты должны десантироваться, занять круговую оборону и дать возможность эвакуировать штаб самолетами, которые стояли на лесном аэродроме в готовности к вылету…

26 мая объявили готовность номер один. Меня вызвали к полковнику, где я встретил капитана Бахова и командиров других рот. Инструктаж проводил полковник. По картам уточнили место высадки. Первой десантируется моя рота. После выполнения задания десантники группами или повзводно должны были уходить в сторону Полтавы на соединение с партизанским отрядом, который уже предупрежден о нашей миссии…

Уже рассветало. Истекали последние минуты тревожной ночи. На фоне бледнеющего неба все резче проявлялись кроны деревьев. Начиналось утро 27 мая 1942 года. Эту дату я буду помнить до последнего вздоха. Этот день глубокой пропастью разделил мою жизнь надвое, с него начался отсчет самых тяжелых физических и моральных испытаний в моей жизни. Наконец, подана команда:

— Командирам взводов проверить наличие людей и снаряжение!

Небольшая проверка, и капитан Бахов, совсем не по-военному, произнес:

— Пора, друзья. Поехали.

На аэродроме гудели моторы. При свете низких прожекторов самолеты, похожие на чудовища, один за другим выруливали на старт. Крайне неуклюже чувствовал я себя с парашютом, он давил на спину, плечи, шею. Запасного парашюта не было — при боевых прыжках не полагалось…

Летели около часа. Наконец моторы сбавили обороты, и машина бесшумно пошла на снижение. В салоне зажглась сигнальная лампочка. Из кабины пилота вышел штурман и дал команду: „Приготовиться!“ Затем снял дверь и прокричал:

— По одному! Пошел!

Первым исчез в дверном проеме лейтенант, командир взвода, за ним, один за другим, без суеты, самолет покидали бойцы. Задержки не было, ни один не подался назад, хотя каждый наверняка знал, что эта минута может быть последней в жизни. Я прыгал после всех, как и подобало командиру роты, пропустив вперед себя семнадцать десантников.

Было достаточно светло. Не колеблясь, шагнул я в бездну…

Десант, оказавшийся под прицельным огнем, был расстрелян еще в воздухе. Много погибло ребят, не успевших приземлиться. Но и на земле было не слаще: бушевала смерть, рвались снаряды, свистели пули, вонзаясь в разбуженный воздух и пыльную землю.

До сих пор не могу понять, почему на особо важное задание послали почти не подготовленных бойцов, неужели в армии не было кадровых десантников? Самолеты-то для этой цели нашлись! Почему из пяти рот десантировали только нашу? Впрочем, можно задавать десятки таких „почему?“. Теперь на них, конечно, никто не ответит. Возможно, торопило время, ведь опоздай на сутки, а может быть, на несколько часов, и штаб Шестой армии был бы взят немцами, возможно, были какие-то другие причины, которые спутали первоначальные планы. Все могло быть. Только жаль, что столько молодых жизней загублено напрасно.

Раненые кричали, звали на помощь, убитые комочками лежали рядом с трепетавшими на ветру парашютами. Погиб младший политрук Мелков — молодой, смелый, веселый парень. Он бежал, чтобы помочь раненому, вдруг споткнулся и повалился на землю, в сторону отлетела пилотка. Даже не вскрикнул… Залитая кровью голова уткнулась в землю. И почти в ту же секунду громыхнул взрыв, и острая боль прошила меня, осколок вонзился в руку повыше локтя. Кровь моментально окрасила левый рукав гимнастерки и быстро-быстро потекла на землю. Я чуть не потерял сознание. Подбежавший боец распорол рукав, зубами вырвал торчащий осколок и перетянул рану бинтом.

Летчики выполнили свою задачу на „отлично“. Они доставили и выбросили десант в точно указанном месте. Штаб, ради которого рисковали своей жизнью сто сорок бойцов моей роты, находился близ деревни Лозовенька в усадьбе давно сожженного маленького хутора[391]. Кто из крупных военных начальников в то время оставался в штабе, я не знал.

Упоминались фамилии Тимошенко, Баграмяна, Городнянского, Бобкина, но ни одного из них я не видел. Да и не все ли равно! Мне было не до них, а им не до меня.

Воздушные потоки разбросали десантников по всему полю. Собрать их с помощью сигнальных свистков и флажков не представлялось возможным, а указать сбор сигнальными ракетами означало вызвать прицельный огонь на себя и на штаб. С большим трудом с помощью солдат, охранявших штаб, удалось все-таки собрать уцелевших десантников, вынести тяжелораненых и укрыть их в усадьбе. Убитых схоронить не успели — со стороны Лозовеньки показались фашистские грузовики, с которых спешивались, рассыпались по степи солдаты. Минометно-артиллерийский обстрел прекратился. Ясно было, что бой завяжет фашистская пехота, которая продолжала накапливаться для решительного наступления. Пока я с командиром комендантского взвода прикидывал план круговой обороны, старшина Ефимкин выстроил всех способных держать оружие, в том числе и легкораненых, разбил бойцов, по моему приказу, на два взвода, назначил от моего имени командиров взводов и отделений. Время поджимало. Вот-вот фашисты должны были перейти в наступление.