По следам Штирлица и Мюллера - Валерий Шамбаров

Советское руководство о переговорах Вольфа и Даллеса уже знало. О них сообщила рация «Роте капелле». И к тому же, сказалась несогласованность различных американских ведомств. Еще в октябре 1943 г. на Московской конференции министров иностранных было принято соглашение «О линии поведения в случае пробных предложений мира от враждебных стран», его подтвердили главы государств на Тегеранской и Ялтинской конфренциях. Обо всех подобных предложениях союзники были обязаны немедленно информировать друг друга. Когда Даллес доложил своему начальству о результатах первой встречи с Вольфом, сведения об этом дошли и до дипломатов. Они занервничали. А вдруг Сталин окольными путями пронюхает о переговорах, будет грандиозный скандал?

Госдепартамент США решил все-таки поставить в известность советскую сторону. 11 марта американский посол в Москве уведомил Молотова о контактах с Вольфом. Наркомат иностранных дел ответил, что не будет возражать против переговоров. Но… при условии, что в них будет участвовать советский представитель. Вот тут-то союзники спохватились, что дали маху. Если появится эмиссар из Москвы, он, конечно же, спугнет Вольфа, и сорвется возможность без потерь занять Северную Италию…

Американцы начали лихорадочно выкручиваться. 16 марта сообщили советскому НКИД, что идут еще не переговоры, а «подготовка почвы» для переговоров, поэтому участие в них русских пока преждевременно. Не тут-то было! Советская сторона вцепилась крепко. Молотов сразу сделал заявление: «Нежелание допустить советского представителя неожиданно и непонятно», а раз так, то СССР согласия на переговоры дать не может.

Госсекретарь США и военный министр попробовали снова отговариваться, слать успокоительные заверения. Но куда им было переспорить Москву! 23 марта и 4 апреля последовали два личных письма Сталина Рузвельту. Ссориться с Иосифом Виссарионовичем президент США никак не хотел. Особенно в свете недавних Ялтинских договоренностей о вступлении СССР в войну против Японии. В результате 13 апреля начальник Управления секретных служб США генерал Донован вызвал в Париж Даллеса и Геверница и объявил: об их переговорах знают в Советском Союзе, а значит, закулисные игры нужно прекращать…

Но и над Вольфом сгустились грозовые тучи. Мюллер взялся под него копать очень крепко. Засек одну из его встреч с американцами, о которой тот не доложил Кальтенбруннеру. Агенты гестапо сновали вокруг помощников Вольфа, ловили каждое слово, прослушивали тлефоны. Возможно, кое-что узнали о личных инициативах эмиссара. А может быть, сам Мюллер скомпоновал и подретушировал собранные материалы нужным образом. Он сумел доказать Кальтенбруннеру, что Вольф — предатель, под прикрытием начальства ведет совершенно другую линию. Начальник РСХА разолился, и Вольфа опять вызвали в Берлин.

Мюллер действительно собирался арестовать его прямо на аэродроме, послал своих оперативников-мордоворотов. Но ареста любимчика не допустил Гиммлер. Вольф знал слишком много — о прошлых встречах рейхсфюрера с заговорщиком Попитцем, о переговорах через Лангбена. Попади он в гестапо, из него могли выжать весомые улики против самого Гиммлера. Правда, в отличие от кинофильма, рейхсфюрер отправил встречать его на аэродром не Шелленберга, а своего личного врача Гебхарда. Но остальное разыгралось примерно так же, как на экране. Гебхард перехватил Вольфа из-под носа у гестаповцев. Они знали, что примчался не просто врач, а близкое доверенное лицо рейхсфюрера и действует по его приказу, мешать не посмели.

Вольфа привезли в резиденцию Гиммлера. Там неудавшийся «дипломат» получил очередной крутой нагоняй, но сумел оправдаться, сославшись на разрешение Гитлера. Предчувствуя неприятности, он позаботился и о том, чтобы привезти с собой письмо к фюреру от германского посла в Италии Рана, который доказывал пользу контактов с американцами. Поэтому Гиммлер пришел к выводу, что подчиненного можно спасти. 18 апреля он устроил Вольфу прием у Гитлера. Постарались составить доклад в нужном ключе, и фюрер разрешил все споры, дал санкцию на продолжение переговоров. Только поставил условие, что главной целью будет провокация — поссорить Запад и СССР.

Однако Гитлеру уже изменяло чувство реальности. Двумя днями раньше, 16 апреля, советские войска нанесли чудовищный удар на Одере, вклиниваясь в германскую оборону и взламывая ее. Началось сражение за Берлин. С запада продвигались американцы и англичане. Соединения, стоявшие против них, отходили, или их снимали с фронта, перекидывали на восток. Обстановка стремительно выходила из-под контроля нацистского руководства.

Весной 1945 г. по личному приказу Мюллера были сожжены все архивы «Роте капелле». Впрочем, не только они. В апреле над Берлином висели облака дыма. Государственные, партийные, военные учреждения сжигали тонны накопившихся секретных документов. Самое ценное отбирали для погрузки в машины. Кипела горячка эвакуации, говорили о перебазировании в «Альпийский редут». Подбадривали друг друга и сами себя, что в горах на юго-востоке Германии мощные укрепления, там можно держаться годами. А дальше в мире произойдут благоприятные перемены. Хотя проектами «Альпийского редута» никто даже не занимался всерьез. Уже не было ресурсов для строительства укреплений, не было войск, чтобы защищать их.

«Редут» существовал только в пропагандистских речах, слухах и… в донесениях англо-американской разведки. Она собрала пустую болтовню, и в докладе верховному союзному командованию на полном серьезе расписывала: «Здесь под прикрытием естественных оборонительных препятствий, усиленных самым эффективным секретным оружием из когда-либо созданных человеком, уцелевшие силы руководства Германии положат начало ее возрождению; здесь на заводах, расположенных в бомбоубежищах, будет изготовляться оружие; здесь в обширных подземных нишах будет храниться продовольствие и снаряжение, а специально сформированный корпус из молодых людей будет обучаться ведению партизанской войны, с тем, чтобы целая подпольная армия была подготовлена и направлена на освобождение Германии от оккупировавших ее сил». Начальник штаба Эйзенхауэра Беделл Смит ломал голову, как же брать ужасающий «Альпийский редут», и, по собственному признанию, лишь после войны понял, что имел дело лишь с «пугалом». Русская разведка была гораздо лучше осведомлена об истинном положении дел. Да и то сказать, группа Паннвица — Сукулова торчала в самом сердце «укрепрайона». Жила там в поистине курортных условиях — никто не мешал.

А Шелленберг и Гиммлер предпринимали последние лихорадочные попытки связаться с Западом. Точнее — предпринимал Шелленберг, а Гиммлер все боялся решительных шагов, спускал на тормозах предложения подчиненного. Состоялась еще одна встреча с Мюзи. Ему пообещали не эвакуировать концлагеря при приближении англо-американских войск. Условием поставили, что он проинформирует о таком «миролюбии» США. Мюзи требование выполнил. Сообщил, что Вашингтон «получил сообщение и реагировал на него положительно».

Гиммлер и шеф внешней разведки СД опять встречались с Бернадотом, пообещали то же самое насчет концлагерей. Шелленберг тут же подталкивал к следующему шагу, хотел сопровождать графа в поездке к Эйзенхауэру. Но Гиммлер «пока» остановил его, запретил. Ему еще не надоело жить. Он снова попал в опалу. Его группа армий «Висла» была разгромлена. Не выдерживали даже эсэсовцы. В Венгрии, у озера Балатон, повыбитые и измученные в тяжелом сражении, они надломились и в панике побежали. Разгневанный фюрер отдал приказ, чтобы старейшая дивизия СС «Ляйбштандарте», как и другие — «Рейх», «Гитлерюгенд», — спорола свои нарукавные нашивки СС, это воспринималось невиданным унижением, было немало самоубийств.