Я, снайпер - Стивен Хантер

Однако после Вьетнама история Боба Ли Свэггера становилась туманной. Имелись сведения о разводе в Южной Каролине в 1975 году, о нескольких случаях задержания за рулем в нетрезвом виде и других мелких неладах с законом, случившихся в то же время, — проблема с алкоголем прослеживалась в тот период очень четко. А потом наступила тишина, словно человек исчез, чтобы себя воскресить. В журнале «Солдат удачи» вышла какая-то статья, однако в Интернете она была недоступна, поскольку Свэггер оказался сутягой; его адвокат из Арканзаса вытряс из журнала кругленькую сумму в качестве компенсации морального ущерба, и Дэвид, как ни старался, не смог раздобыть эту публикацию. Затем последовало загадочное происшествие с сальвадорским архиепископом. И снова невозможно было разобрать, где правда, а где вымысел. В доступных документах не было никакого смысла, а то, как бесследно исчезло дело, позволяло предположить участие некоего государственного ведомства. ЦРУ? ФБР? Потом Свэггер якобы удалился на покой и вел тихую жизнь на Западе. Однако никто не хотел говорить о Свэггере, Дэвид повсюду натыкался на глухую стену молчания, обозначенную такими фразами, как «Ну, Боб Ли не из тех, кто любит внимание, я отношусь к нему очень хорошо, и у меня нет желания его разочаровывать. Если вы его знаете, вы поймете, что я имею в виду. Поэтому давайте с обоюдного согласия закончим беседу».

Что касается самого Свэггера, в телефонном справочнике имелся его номер; Дэвид позвонил, ему ледяным голосом ответила женщина, которая не открыла ничего нового, лишь порядком его напугала. Он подключил все свое обаяние, но тщетно.

В конце концов Дэвид состряпал небольшую статью, которая, разумеется, не заслужила права на первую полосу, но все-таки вышла в разделе «Вашингтонские новости», поддержав интерес к истории в ожидании ответа из фотографической лаборатории. В своем материале Дэвид просто указывал на то, что Мемфис в прошлом общался с «разными снайперами». Дэвид не задавал вопросов, в обычной информационной заметке не принято излагать собственную точку зрения. Он не спрашивал, имеет ли право следователь, связанный с так называемым снайперским сообществом, ведущий многолетнюю дружбу с одной из легенд мира метких стрелков, руководить делом о серии громких убийств, чей исполнитель предположительно является выходцем из этой самой среды. Дэвид решил, что, возможно, его тема будет подхвачена в редакционной статье. На следующий день так и случилось.

Статья была подписана не главным редактором, но в «Таймс» замечают любой редакционный материал. Текст был следующим:

Очень хочется узнать, что сейчас происходит в Федеральном бюро расследований, которому поручено раскрыть жуткое убийство четырех американцев, чье единственное преступление заключалось в том, чтобы использовать свое конституционное право и выступить против войны, в конечном счете превратившейся в трагедию и издевательство. Как выяснилось, Бюро доверило дело агенту, чье прошлое сближает его скорее с предполагаемым преступником, чем с его жертвами.

Как сообщала вчера наша газета, возглавивший расследование специальный агент Николас Мемфис — напомним, расследование уже назвало бывшего снайпера морской пехоты Карла Хичкока главным, больше того, единственным подозреваемым, — в течение многих лет состоял в дружеских отношениях с другим известным снайпером морской пехоты Бобом Ли Свэггером, уроженцем Блу-Ай, штат Арканзас. Никто не собирается упрекать Мемфиса в выборе друзей, в данном случае, возможно, следует упрекнуть Бюро в выборе ответственных исполнителей. В таком важном деле было бы лучше для всех, если бы Бюро назначило руководить расследованием человека, чья связь со снайперским сообществом более призрачна и не влияет на его чувства. Ведь, по сути, снайпер — это хладнокровный убийца, уничтожающий на большом расстоянии виновных или невиновных людей ради так называемой военной необходимости, хотя слишком часто действие происходит не в военных условиях и не вследствие особой нужды.

Возможно, именно поэтому расследование сбилось с пути, и окончательного отчета, в котором все американцы увидят последнюю страницу этих страшных военных преступлений, пока что нет даже на горизонте.

Дэвид отложил газету и просмотрел почту: обычные приглашения на обычные передачи — Дэвид неплохо в них смотрелся, — однако этот вечер он решил пропустить, потому что испытывал некоторую усталость после боя; последние несколько недель выдались нервозными, Дэвид сознавал, что его карьера висит на волоске. До сих пор оставалось неясным, в какую редакцию он в конечном счете попадет: туда, где царит атмосфера всеобщего нытья, или туда, где царит атмосфера достижений, если повторить меткую фразу Хоуэлла Рейнса.[62]

«Я так близок к успеху», — подумал Дэвид.

Когда у него зазвонил сотовый и он, взглянув на определившийся номер, увидел код Рочестера, ему показалось, что у него случится сердечный приступ. Это из лаборатории; Дэвид попросил сообщить ему предварительный результат и оставил свой номер. Он чувствовал, что просто не сможет вскрыть полученный по почте конверт, не имея понятия, что находится внутри, черт побери, особенно если за ним украдкой будет наблюдать вся редакция.

— Банджакс слушает.

— Здравствуйте, мистер Банджакс, это Джереми Клири из «Донекса».

— О, здравствуйте, — ответил Дэвид дрожащим голосом, ощущая, как бешено колотится сердце. — У вас есть для меня информация?

— Есть.

— Тогда, мистер Клири, выкладывайте, что вы нашли.

Сердце Дэвида пустилось в сумасшедший пляс.

— Мы ничего не нашли.

И это все?

Что значит «ничего»?

— Простите, не понял. Я не разбираюсь в вашей терминологии. Это хорошо или плохо? Фотография подлинная или нет? Это подделка?

— О, вижу, вы плохо представляете себе специфику нашей работы.

— Я в ней абсолютно не смыслю. Ничего — это хорошо или плохо? От этого зависит многое.

Дэвид не стал упоминать, что работает в «Таймс», так как не хотел влиять на заключение экспертизы. Он представился просто как Дэвид Банджакс, сотрудник некой вашингтонской конторы.

— Ну, мы ищем рекурсивные несоответствия. Мы изучаем фотографию с помощью электронного микроскопа, инфракрасного сканнера, анализатора спектра, даже оцифровываем ее, превращая в звуковые волны, и ищем шум. Вот что вы покупаете за свои деньги.

— Хорошо, то есть «ничего» означает… что фотография подлинная?

Дэвид затаил дыхание.

— Мы не оперируем терминами «подлинная» и «неподлинная». Вы получаете от нас заключение о цифровом криминалистическом исследовании. Мы изучаем целый ряд параметров, например однородность изображения, характер соседних точек отдельных элементов. Исправленные изображения обладают разительным отличием на границе между измененным элементом и соседним оригинальным фоном. Мы анализируем длину теней, цветовую насыщенность; измеряем освещенность и проверяем, соответствует ли она различным частям изображения. Мы заглядываем в зрачки людей, смотрим на появляющиеся в них отображения и определяем, соответствуют ли они остальному снимку. Мы ищем, нет ли повторяющихся участков — элементов, настолько похожих друг на друга, что они, вероятно, скопированы с одного и того же оригинала. Кроме того, мы исходим из тезиса, что любая подлинная фотография обладает некоторым уровнем шума и он постоянен для одного снимка. Введение в изображение инородного элемента изменит характер и уровень шума, что невозможно различить без аппаратуры. Если бы у нас был исходный негатив, мы смогли бы исследовать и дополнительную информацию.