Личное дело женщины-кошки - Дарья Донцова

– И где архив Алехинской больницы?

– Он передан клинике в Ворске, кстати, там теперь главнымврачом работает Игорь Никитович Сопельняк, десять лет назад он служил в Алехинеи оперировал вашу начальницу, других хирургов в больнице не было.

– Как с ним связаться? – затряслась я от нетерпения.

– Легче легкого, – засмеялась Вероника Львовна. – Однусекундочку!

Рудниченко вынула из стола справочник, полисталазамусоленные страницы, взяла трубку и сказала:

– Добрый день, это Вероника Львовна. Игорь, ты? Чудесно! Уменя в кабинете сидит милейшая женщина, Даша, она редактор программы «Здоровье».Да, да, телевизионной. Хотят снять сюжет! В частности, и о тебе! Ладно, нескромничай, страна должна знать своих героев. Заодно, кстати, и аппаратомпохвастаешься, зря, что ли, его выбивал? Теперь гордись. Когда? Сегодня дополуночи?

Рудниченко посмотрела на меня.

– Прямо сейчас отправлюсь, – заверила я ее, – если не будетбольших пробок, быстро доеду.

Сначала Игорь Никитович устроил мне экскурсию по клинике,потом накормил в местной столовой, затем мы довольно долго беседовали в егокабинете, наконец я сочла момент подходящим и спросила:

– Много у вас людей умирает?

Главврач нахмурился.

– Пьют крепко, отсюда и высокий процент смертности, не хотятдиспансеризацию проходить, приползают к нам в таком состоянии, что можно сразув морг помещать. А потом крик поднимается: медицина никуда не годится. Вот вамнедавний случай. Поступил к нам Возкин Семен, сорока девяти лет, с тяжелейшиминсультом, одни глаза двигались, да и то не очень. Стали беседовать с семьей,выясняются детали. Месяц назад у Семена начал заплетаться язык и онемели пальцына руке. Никто – ни жена, ни мать, ни он сам – не обратил внимания на этисимптомы. Бабы посчитали мужика привычно пьяным, а Возкин решил: само пройдет.Тридцать дней его шатало из стороны в сторону. Я-то понимаю, что это былинсульт. Семену вначале повезло, удар пришелся в теменную область, в этомслучае больные легко восстанавливаются, следовало немедленно начать лечение. НоВозкин продолжал водить трактор и пить водку. Результат? Его шандарахнуло пополной программе, полежал недельку и скончался. Чего в этой истории больше?Безграмотности? Глупости? Российского пофигизма? Наплевательского отношения ксебе?

– Да уж! – вздохнула я. – А на столе у вас погибали?

– У каждого врача есть свое кладбище.

– Помните несчастных?

– Не поверите, – потер затылок Сопельняк, – всех помню. Зрясчитают хирургов бездушными. Пациенты часто жалуются: «Вот анестезиологнакануне операции приходил, мило беседовал, утешал, просил не волноваться,старшая медсестра подбегала, обещала непременное выздоровление, а хирургпальцем потыкал и ушел. Грубиян!» Это просто психологическая защита, я не могусближаться с больным. Думаете, зря большинство из нас отказывается оперироватьблизких людей?

– Наверное, потом тяжело сообщать родственникам о смертипациента!

Сопельняк признался:

– Я не хожу, отправляю Анфису, она умеет с людьмибеседовать.

– И дети погибают?

Сопельняк кивнул:

– Да, на моем столе двое ушло. Мальчик под поезд попал,беспризорник. Анфиса по сотрудникам бегала, рубли собирала, все причитала: «Нукак же так, давайте его по-человечески похороним, ребенок ведь». А вторая девочка,вот уж кому не повезло! Мать дура! Сама дочь загубила!

– Каким образом?

Сопельняк вынул портсигар и начал перебиратьтемно-коричневые сигареты.

– Самым простым, – сказал он, – я тогда в Алехине работал,больница была недалеко от станции, поступил вызов, срочно к московскому поезду,ребенку плохо, острый живот.

Игорь Никитович выбрал сигарету и начал искать зажигалку, яс напряжением ждала продолжения истории.

Сопельняк велел готовить операционную, он сразу понял, чтодело серьезное. Обычно скорые поезда в Алехине не останавливаются, проскакиваютмаленькую станцию с оглушительным гудком. До столицы от силы двадцать минутпути, если же ради ребенка состав остановили, то, значит, малышу совсем плохо.

Едва Игорь Никитович глянул на привезенную девочку, он сразупонял, что это перитонит. Пока ребенка готовили к операции, хирург быстрорасспросил мать и испытал острое желание надавать дуре пощечин.

– Живот у нее неделю ноет, – тупо говорила тетка, – тосхватит, то отпустит. А сегодня утром так скрутило! Я думала, доедем, а Настясознание потеряла, вот и пришлось к вам отправляться.

– У девочки семь дней боли, а вы не отвели ее к врачу? –поразился Сопельняк.

– Так мы из Бруска, – начала объяснять баба, – там больницынет, надо в Вийск ехать, два дня тратить. Денег на поездку не наскребла, я ведьв Фолпино нанялась, знаете такое место?

– Нет, – процедил Сопельняк.

– Так у вас, в Подмосковье.

– Область большая, две Франции по территории! Значит, высели с больным ребенком в поезд?

– Она здорова была! Ни насморка, ни температуры!

– Но живот болел! – напомнил хирург.

– Я думала, она съела чего, ее тошнило! – сказала дура. –Ночью грелочку ей принесла, проводница, хорошая женщина, кипяточку дала.

– Грелку? – взвыл Игорь Никитович. – На острый живот? Нааппендицит?

– Так тепло всегда хорошо, – заявила идиотка, – от простудылечит!

– Ты кто по профессии? – стукнул кулаком по столу Сопельняк.

Он ожидал услышать в ответ: «Торгую на рынке пивом, читатьне умею». Но баба заявила:

– Врач!

Хирург чуть не рухнул со стула.

– Кто?

– Терапеут, – ответила мать, – в Москве училась, потом замужза военного вышла, и понесло мотаться по гарнизонам, медсестрой работала,терапеутом не пришлось.

К счастью, в этот момент Игоря Никитовича позвали воперационную, и он ушел. Девочку спасти не удалось.