Прямой эфир - Дмитрий Тростников

Андреев с тайной завистью смотрел, как она закуривает. Но попросить сейчас сигарету – значит дать слабину. Он отходил от ужаса, пережитого в машине. Что бы у него теперь ни спрашивали, он испытывал облегчение, того самого рода, которое испытывает приговоренный к смерти, которому отменили приговор.

Это чувство пришло, когда он, стиснутый с двух сторон дюжими операми, обнаружил, что «Волга» с затененными стеклами выруливает куда-то в центр района. До этого было несколько минут дикого страха. Когда мельтешили в голове две жуткие картины: или вывезут за город убивать в лесу, или в подвале какой-нибудь стройки начнут ломать руки и ноги. Паническое бессмысленное гадание было единственным, на что способна оказалась его голова в тот момент. И еще очень захотелось жить. Любой ценой. Даже с переломанными руками и ногами.

Поэтому, когда машина остановилась просто у районного отдела милиции, все последующее уже казалось ему счастливым сном. Не важно, что грубо выпихнули из машины. Неважно, что бесцеремонно обыскали, обшарив карманы, задрав рубашку и вытащив брючный ремень. Неважно, что ничего не объясняли.

После пережитого страха смерти унылые милицейские коридоры казались праздничным дворцом. Хотя, судя по тону следователя, расслабляться не стоило. Стас лихорадочно твердил про себя, что попал в серьезную переделку, он здесь один среди врагов, и щадить его никто не собирается. Но все равно был счастлив, и ничего не мог с собой поделать.

– Я имею право позвонить по телефону? – спросил Стас, не отрывая глаз от того, как старший следователь Елена Николаевна глубоко затягивается сигаретой.

– Давайте мы сначала с вами побеседуем без протокола, – улыбнулась она. – Не будем торопиться. Может быть, все это недоразумение? Курите, кстати… – и следователь подвинула Стасу сигареты.

Сейчас она «добрый следователь», понял Андреев, и с трудом подавил желание взять тонкую сигаретку. Его собственная пачка «Золотой Явы» осталась после обыска в соседней комнате. Там же, где и все остальное содержание карманов.

– Объясните, почему меня задержали? – спросил Стас. – Что вы от меня хотите?

– Лично мне от вас ничего не нужно, – устало произнесла следователь. – У меня своих дел хватает. Время позднее. Попасть сегодня, наконец, домой – вот мое главное желание, – призналась она. – Надеюсь, что вы мне в этом поможете.

Андреев решил промолчать, не отвечая ничего конкретного.

– Станислав Дмитриевич, мы знаем, что существует тайная запись имеющая отношение к убийству бывшего управляющего делами областной администрации Журавлева Максима Николаевича. И уверены, что вы поможете нам ее найти. Это важная улика в расследовании особо тяжкого преступления – убийства.

Андреев знал, что это начнется. Но не мог прогнать наивную надежду, что его здесь просто немного подержат, и отпустят. Чуда не произошло.

– Я не в курсе, – поднял он глаза на женщину-следователя. Стас не знал, что у нее на уме, и чье задание она выполняет. Следователь вполне могла получить от своего начальства задание – поглубже упрятать концы в воду. Тогда дать ей понять, что знаешь про запись, это подписать себе приговор. Риск был слишком велик. К тому же Андреев теперь рисковал не только собой, но и Игорем, которого успел втянуть в это гнилое дело. Поэтому он еще раз повторил для ясности. – Не представляю, о чем вы спрашиваете.

– Не складывается у нас с вами разговор по-хорошему, Станислав Дмитриевич, – укоризненно констатировала следователь. – Жаль, придется говорить по-плохому.

То, каким образом его сюда доставили, молча и без свидетелей затолкав в машину, не оставляло особой надежды, что Елена Николаевна действительно расследует убийство. Скорее все-таки это был второй вариант – спрятать компромат. Андреев понимал, что его сейчас начнут «колоть». И до каких методов дойдет дознание – не хотелось задумываться. Тем не менее, настоящего страха не было. Видимо, перебоялся в машине.

– Представляете заголовки «Известный телеведущий избит в райотделе милиции»? – спросил Андреев.

– Да боже упаси, это всё журналисты наговаривают на органы, – успокоила следовательница. – Вы, Станислав Дмитриевич, плохо понимаете одну вещь. Это на свободе вы – известный журналист, которого тронь – скандал. И вы к этому привыкли. Но в камере известность не защитит, – она сделала многозначительную паузу. – Там другой мир. Вашим будущим сокамерникам, ваш нынешний статус безразличен. Пообщавшись ближе с этим контингентом, вы пересмотрите свою позицию, стоит ли запираться, покрывая людей, возможно замешанных в убийстве.

Перспектива немедленно оказаться в камере становилась реальностью. Эта усталая женщина, наверняка смотревшая «Новости-Орион», не задумываясь ни на минуту, посадит человека за решетку ни за что.

– Мое задержание незаконно, – глухо пробормотал Андреев. – Я должен проконсультироваться с адвокатом. У телеканала есть адвокат, давайте, я ему позвоню.

– Устала я, Станислав Дмитриевич. Чего ради я тут перед вами распинаюсь? Меня дома ждут. И больше я на вас не намерена тратить ни единой минуты, – отрезала старший следователь и встала из-за стола. Андреев понял, что разговор окончен. – Мы побеседуем с вами завтра, а еще лучше – в понедельник. А до тех пор побудете в СИЗО. Обычно там умнеют. Все! – выдохнула она, забрала в карман сигареты, взяла портфель и направилась к выходу из кабинета.

Гуляева открыла двери, и велела оперативникам.

– Пока проводите в «обезьянник». Я договорюсь насчет СИЗО. Автозак придет часа через полтора, за Кавеладзе и Рыбаковым. Андреева отправите с ними. Костя, проследи лично…

Дверь за ней закрылась. Стас поверить не мог, что его судьба решилась так мгновенно и равнодушно.

– Вперед по коридору… Налево, – командовал невысокий, плотный оперативник в черной водолазке, шагая за спиной Стаса.

Они свернули налево, где часть коридора была отделена решетчатой перегородкой. За ней виднелись металлические двери двух камер. Дежуривший у решетки милиционер встал при их появлении.

– Принимай! – распорядился провожатый Стаса.

Дежурный беспрекословно загремел ключами.

– Я должен позвонить! Мои родные не знают, что я задержан, – сделал последнюю попытку Андреев.

– Если нет распоряжения следователя, я ничего не знаю, – буркнул оперативник.

Дежурный распахнул дверь одной камеры. Андреев вдохнул поглубже, и шагнул внутрь. Железная дверь громыхнула, закрываясь за его спиной, ключ дважды повернулся в замке.

Тусклая лампочка под потолком едва освещала камеру. Стены, покрашенные грязно-зеленой краской, поглощали ее свет. Видимо когда-то под КПЗ была переоборудована одна из комнат общежития, первый этаж которого занял райотдел милиции. Вдоль стен в камере стояло несколько лавок. На одной из них спал бомж. Отвратительное зловоние исходившее из его угла, чувствовалось даже с порога.

Постояв с минуту перед дверью, Андреев осторожно сел на край лавки, самой дальней от вонючего сокамерника. За десять лет работы на телевидении, Стас никогда не занимался криминальной темой, и совершенно не представлял, как себя вести в камере. Он только старался дышать осторожнее, чтобы глубоко не вдыхать застоявшуюся вонь.