Горячие ветры Севера. Книга 2. Полуденная буря - Владислав Русанов

Ободренный успехом юноша попробовал надеть Золотку узду. Сперва только повод на шею, потом и оголовье. После недоуздка ощущение уздечки не казалось коню сильно уж диковинным. Он даже разжал зубы, принимая трензельное железо вместе с изрядным куском морковки. Грызла веселины делали малость другими, нежели прочие народы. Потолще — такое железо не разрывает коню губы при резкой и сильной работе поводом — и слегка изогнутые.

И вот наконец счастливый для Прискора день. Накануне неразговорчивый Сохач и заросший бородой по самые глаза — чистый медведь — Поштан долго советовались и вынесли приговор: будем заезжать.

Молодой веселин с вечера постился и всю ночь не спал от волнения. Опыт заездки сумных коней у него, ясное дело, был. Обычное для табунщика дело. А вот милостного…

С утра вычистил Золотка до блеска: солнечный луч упадет — глазам больно. Благодарение Матери Коней, в златолисте пасмурных дней выпадало куда как больше, нежели ясных. И нынешний исключением не явился. Надел уздечку, через трензельные кольца пропустил длинный — в пять сажен — чембур, нарочно для заездки предназначенный. Вывел коня из левады на широкий луг, настолько плотно заросший травой, что земля не раскисала даже после двух-трех дождливых дней подряд.

Поштан молча кивнул Прискору на проложенное под огорожей левады бревно. Мол, сядь, посиди, соберись с духом. Сам взял чембур в руки, тщательно расправил — ни единой петельки, ни перекрученной части. Сохач подошел и встал рядом. В руке ременной бич, сплетенный из пяти ремешков, плавно сужающихся к концу.

Золоток косил глазом. Не то чтоб старые табунщики ему незнакомы, но поведение их вызывало подозрение. Прискор в душе слегка посочувствовал коню. Для него сегодняшний день будет нелегким. Но через испытание пройти надо. Это что-то вроде проверки юноши на право называться совершеннолетним. Хочешь стать достойным старших соратников — терпи.

— Ну, помолясь, Матери Коней, начнем… — Сохач свистнул пронзительно, щелкнул в воздухе бичом.

Конь рванулся с места, напуганный резким звуком.

Поштан уперся, припадая на правую ногу и всем весом ложась на пропущенный за спиной чембур. Натянувшаяся прочная пеньковая веревка — легко корабль удержит у пристани, не то что жеребца — остановила бежавшего по прямой скакуна и направила по кругу. Широкими прыжками, наклонив голову к стоявшему в середке круга человеку, Золоток помчался по лугу. Комья дерна взлетали из-под копыт.

Любую попытку жеребца отбить задом или нагнуть голову к земле Сохач упреждал новым свистом и щелчком бича у самых скакательных суставов. Испуг понуждал Золотка ускорить бег.

Всё-таки, отметил про себя Прискор, не зря он высмотрел в жеребчике задатки милостного. Длительная скачка давалась коню легко. Движения оставались столь же непринужденными, как и в табуне на вольном выпасе. Парень закрыл глаза, стараясь найти внутреннее сосредоточение, приличествующее свершению достойного дела. Но сквозь тугую пелену отрешения от мира нет-нет да и прорывался мерный перестук копыт по луговине, глубокое ровное дыхание коня и одобрительные возгласы дядьки Сохача: «Гей-гей, малой! Веселей, красавец!»

И всё ж бесконечно мчаться никакой конь не может. Будь он хоть трижды двужильным, сильным и выносливым.

Потемнела шея Золотка. Напиталась потом светлая блестящая шерсть. Стали реже прыжки. А от попыток взбрыкнуть жеребец и вовсе отказался.

— Эх, поднажми, родимый! — весело выкрикнул Сохач, вновь щелкая бичом.

Скакун поднажал. Потом еще и еще. Теперь уж его шкура блестела не от чистоты, а от проступившей влаги. Там, где закрученный на шее повод касался шерсти, пошли полоски белой пены.

Старший табунщик отбросил кнут. Позвал Прискора:

— Пора, паря!

Молодой заездчик приблизился, неся на предплечье снаряженное седло. Окликая коня, пошел вдоль чембура.

Золоток, услышав знакомый голос, перешел сперва на легкую рысцу, а затем и на шаг.

— Ах ты мой хороший! — Ладонь веселина пробежала от холки до затылка коня, с ласковым поглаживанием вернулась обратно. Терпкий запах конского пота щекотал ноздри похлеще самого крепкого тютюнника. — Терпи, жеребчик, боярским конем будешь, — к случаю припомнил Прискор стародавнюю пословицу.

Осторожно, плавным движением табунщик уложил седло на спину коню. Сделал шаг в сторону.

Вовремя.

Казалось, совсем заморенный скакун нашел в себе силы подпрыгнуть, оттолкнувшись сразу четырьмя ногами. А в воздухе так наподдал задом, что седло, вместе с толстым войлочным потником, взлетело на добрых полторы сажени и покатилось по желтеющей к зиме траве.

Чембур натянулся, словно тетива лука. Но Поштан свое дело знал — утащить себя не дал, сдержал коня.

— Балуй мне! — погрозился Сохач.

Прискор, улыбаясь про себя, отправился поднимать седло. Нарочно сделанное покрепче для заездки молодых лошадей, оно ни капельки не пострадало. Арчак заездочного седла выдерживал и тогда, когда особо строптивый конь катался по земле, налегая на него всей тяжестью.

Попытку повторили. Потом еще и еще… На двенадцатый раз, число счастливое и угодное Матери Коней, Золоток сдался. Не стал прыгать и сбрасывать седло. Стоял, поводя боками, шумно вдыхая и выдыхая воздух. Только косил на людей темно-вишневым глазом.

— Вот молодец, вот хороший. — В ладони Прискора тут же появилась очередная морковка, загодя приготовленная в переброшенной через плечо сумке. — Так и стой, родимый.

Медленно-медленно рука веселина нырнула коню под грудь, нащупывая переднюю подпругу, осторожно потянула ее, закрепила на приструге. Просто закрепила, легонечко, не затягивая.

Конь стоял. Даже не шелохнулся. Умаялся, бегая вокруг Поштана, да и приучен был ожидать от Прискора только хорошего. Доверял.

Так же осторожно, как и первую, парень закрепил вторую подпругу. Взял коня под уздцы, неторопливо повел по кругу, шепча в ухо ласковые и ободряющие слова.

Старший табунщик наблюдал за ним, одобрительно покрякивая. Выйдет из парня толк. Сам Сохач не уговорил бы жеребца так быстро. Видно, от рождения милостью богини Прискор взыскан. И Золоток будет его первым милостным, но далеко не последним.

— Ну, как он там? — вполголоса позвал Поштан.

— Можно. — Прискор кивнул.

— Так давай затягивай.

Парень медленно, без резких движений потянул вверх конец первой приструги. Подпруга плотно обхватила грудь жеребца. Теперь седло не свалится, даже если человек сверху взгромоздится.

Вслед за первой табунщик затянул и вторую подпругу. Снова поводил коня, давая ему обвыкнуться.

Пора приступить к самой важной части заездки. Да Прискор всё не решался. Боязно в первый раз с милостным-то.

— Давай-давай, паря. — Сохач жестом показал, что пора уж и в седло заскакивать.