Обреченная на корону - Виктория Холт

— Не только. Они доверяли друг другу. Гастингс знает, что король избрал тебя для заботы о юном короле и государстве.

— Анна, я получил свидетельство того, что он предатель. Замышляет оттеснить меня... короновать Эдуарда, а потом, видимо, править страной вместе со своими друзьями Вудвиллами.

— Ты уверен?

— Да. Кэтсби показал мне письмо, которое Гастингс хотел передать королеве. Ошибки тут не может быть. Гастингс пытался втянуть в заговор и Кэтсби, но тот на это не пошел.

— Ричард, как же ты намерен поступить?

— Действовать безотлагательно.

Многие слышали о том драматичном заседании в Тауэре. Состоялось оно тринадцатого июня. Было объявлено, что нужно обсудить подготовку к коронации. И еще один важный вопрос, с которым лорд-протектор хочет покончить как можно быстрее.

Председательствовал там Ричард, присутствовали Гастингс, Стенли, Мортон, канцлер Ротерхем, Бэкингем и еще несколько человек.

Собрались все, как было назначено, в Белой башне. Ричард сел во главе стола, и заседание началось.

Он потом рассказал мне в подробностях, как те люди, ничего не подозревая, садились за этот стол. Гастингс был, как всегда, приветлив; Мортон рассказывал о клубнике в своем саду и просил у Ричарда дозволения прислать ягод в Кросби-плейс, так как не сомневался, что мне они понравятся.

— Я милостиво принял это предложение, — рассказывал Ричард, — и подумал, не пора ли остановить эту бессмысленную болтовню. Встал, поглядел на всех... Гастингса, Мортона, Стенли... никому из них доверять было нельзя. Спросил, знают ли они, что мой брат перед смертью назначил меня опекуном своего сына и лордом-протектором Англии? Все с удивлением ответили утвердительно.

Тогда я сказал: «Вы об этом прекрасно знаете, но кое-кто из вас хочет лишить меня прав, данных покойным братом». Лица у всех оставались удивленными. Посмотрев на Гастингса в упор, я спросил: «А что думаете вы об этих предательских замыслах, милорд Гастингс?» И даже тут он не понял, к чему идет дело. Я подумал, что этот предатель выглядит таким лоснящимся, довольным, благодушным, потому что днем плетет интриги с Вудвиллами, а ночами развлекается с Джейн Шор. «Что скажете?» — настаивал я, и у

него хватило наглости ответить: «Раз кто-то вынашивает такие планы, ваша светлость, то заслуживает наказания». — «Смертной казни?» — спросил я. «Смертной казни», — ответил Гастингс.

— Видимо, тут он догадался, что ты знаешь о его вероломстве.

— Не уверен, но в следующую минуту понял наверняка, потому что я выкрикнул: «Здесь есть те, кто состоит в заговоре против меня. К нему причастна Джейн Шор, бывшая любовница моего брата. Она посещает королеву в убежище, состоит в союзе с ней... и еще кое с кем». При последних словах я глядел в упор на Гастингса. Он догадался, что я раскрыл заговор и знаю, что Джейн Шор была его курьером. «Лорд Гастингс, — потребовал я, — скажите еще раз, какая судьба должна постигнуть тех, кто злоумышляет против правительства». — «Если это действительно заговорщики, — неторопливо заговорил он, — и если их вина может быть доказана...» Я больше не мог сдерживать гнев. Этот вкрадчивый предатель приводил меня в ярость, тем более что он притворялся моим верным другом.

«Оставь свои «если», Гастингс! — повысил я голос. — Ты предатель. Ты действительно заговорщик и повинен в измене». Он был потрясен. Я увидел на его лице стыд. Подумал о низости его притворной дружбы и загорелся местью. Сказал: «Клянусь, пока голова у тебя на плечах, я не сяду обедать». Потом постучал по столу и крикнул: «Измена!» Вошли предупрежденные стражники.

Указав на Ротерхема и Мортона, потому что они тоже были замешаны в заговоре, правда, не так глубоко, как Гастингс, я распорядился: «Арестуйте этих людей и препроводите в Тауэр». Относительно Стенли я не был уверен. Кто и когда мог быть уверен в чем бы то ни было относительно этого человека? Я не хотел совершать несправедливости. Против него не существовало никаких улик. Но все же я его подозревал. И распорядился: «Этого — под домашний арест». Затем настал черед Гастингса. В предательстве он был уличен. Я велел вывести его на лужайку и отрубить ему голову.

Не веря своим ушам, я в ужасе уставилась на Ричарда. Мне хорошо ведома сила его чувств. Гастингс ему нравился. Он вызывал симпатию у всех.

— Иначе было нельзя, — сказал Ричард. — Гастингса вывели на лужайку. Отыскали священника, тот его исповедал, плахи не нашлось, поэтому взяли одно из бревен, приготовленных для ремонта часовни. И на нем Гастингс лишился головы.

Я закрыла лицо руками. Ричард обнял меня за плечи.

— Анна, иначе было нельзя, — сказал он. — Ты не понимаешь, до чего безжалостными могут быть эти люди.

— Ой, Ричард, — ответила я, — прекрасно понимаю.

Раздавшийся из Тауэра крик «Измена!» был подхвачен на улицах; люди высыпали из домов с оружием в руках, так как боялись бесчинств.

По вызову Ричарда приехал лорд-мэр Лондона сэр Эдмунд Шей, ювелир, очень уважаемый человек. Ричард сказал ему: «Волнений в городе быть не должно». Сэр Эдмунд попросил написать обращение и читал его на улицах вслух.

«Лорд Гастингс обезглавлен, — говорилось там. — Он был изменником лорду-протектору и

правительству. Собирался править Англией, прикрываясь именем юного короля. Склонял покойного Эдуарда Четвертого к распутной жизни и провел свою последнюю ночь в постели Джейн Шор, потаскухи, тоже замешанной в заговоре против правительства».

Волнение улеглось, однако Ричарда продолжала мучить совесть. Он знал, как привязан был к Гастингсу Эдуард, и сам любил этого человека. Но выбора у него не было. Вдову Гастингса, Екатерину, Ричард взял под свое покровительство. Ей были оставлены владения мужа; не был забыт и их сын — еще несовершеннолетний мальчик.

Я была довольна этим; думаю, когда все было устроено, у Ричарда стало легче на душе; но я сомневаюсь, что он сможет когда-нибудь забыть о вероломстве Гастингса и его трагичном конце на лужайке Тауэра.

Ричард не хотел наказывать Джейн Шор, однако на ее участие в заговоре нельзя было закрывать глаза. Его брат по-настоящему любил эту женщину. Она не была одной из случайных любовниц. Джейн Шор и Елизавета Вудвилл стояли особняком среди множества женщин в жизни короля, и Ричарду казалось, что, если он обидит ее, к нему станет являться с упреком дух покойного брата.

Положение создалось затруднительное. Имя Джейн упоминалось в связи с изменой. Она разносила послания, прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает. Надо было показать всем, что подобные поступки не могут оставаться безнаказанными. Эта женщина была потаскухой, а к ним применяются особые меры. Ричард поступил так, как до него поступали другие: решил не судить ее сам, а передать дело церкви.

Джейн Шор предстала перед судом лондонского епископа. Суд приговорил ее к епитимье, налагаемой на женщин легкого поведения. Она лишалась всего имущества, полученного от любовников, следовательно, запятнанного грехом. Кроме того, должна была пройти в крестном ходе к кресту святого Павла босой, в рубище, с зажженной свечкой в руке.