Следователь. Клетка - Алберт Бэл
Шрифт:
Интервал:
Родись он в клетке, вырасти на орехах, грибах, заячьей капусте, на голубиной ножке, в шалаше — и он считал бы это нормой, ни о чем бы ином не мечтал.
Но прежде он знал другую жизнь, не мог забыть ее, и только надежда, что вырвется, что люди и общество не оставят его, только эта надежда поддерживала его силы.
Сначала ему не давала покоя мысль о том, оставленном им мире. Он был озабочен тем, что, оказавшись взаперти, упустит столько знаменательных событий в общественной жизни. Но дни шли за днями, и постепенно внимание его переключалось на собственную жизнь внутри клетки.
Для нее не годились обычные логические категории.
Берз старался припомнить все, что читал о голодании. Он пожалел, что прежде с досадой отбрасывал книжки, где речь велась о голодании как методе лечения, никогда не дочитывал и статьи, где говорилось о длительных постах. Теперь бы ему пригодились подобные советы.
Пока что у него еще были продукты (если это позволено назвать продуктами), но скоро они подойдут к концу. На первый взгляд, казалось невероятным, что можно жить на такой диете. И все-таки он жил. Потому что ничего другого ему не оставалось. Сам тому удивляясь, он чувствовал, что ничего другого не остается — только жить.
Сначала Берз расстраивался из-за украденной машины. Они с женой годами копили деньги, экономили на всем, отказывались от развлечений, боролись с соблазнами, и вот тебе на — год отъездили, отладили, обкатали, и тут ни с того ни с сего суют тебя в клетку, а за руль твоей машины садится чужой дядя.
Впрочем, относительно машины он так и не пришел к определенному решению. То ему казалось, что лишить человека машины — чудовищный произвол, а то вдруг дело представлялось сущей безделицей — да пропади она пропадом, эта машина.
Как славно бы я зажил там, раздумывал он, лежа на спине и любуясь загоравшимися звездами, как славно бы я зажил, будь даже и последним бедняком, и до чего же все-таки хороша жизнь.
В том мире подобные рассуждения звучали бы нелепостью.
Со временем вещи стали занимать все меньше места в его мыслях, пока однажды он не пришел к выводу, что потерял к ним всякий интерес. С густым и низким гудом пролетел над клеткой запоздалый шмель. А может, пчела? Мед! Мед был не для него.
Он не обманулся в жизни. Он знал: все дается трудом, его учили в поте лица зарабатывать хлеб насущный.
Он не обольщался, он знал, что не хватать ему с неба каких-то особых звезд, лишь свои привычные звезды достижимы. И никакое особенное счастье ему не привалит, лишь свое привычное счастье работать, счастье видеть, как твои замыслы претворяются в гармонию плоскостей и линий, видеть, как замыслы вырастают в дома.
Работать, надо работать, временами проносилось в сознании. Время бесполезно утекает за брусьями клетки. Корабль стоит на мели. Время утекает, полноводная река времени катится, плещется рядом, а он отделен от реки стальной решеткой.
И тогда он громко выкрикивал:
— Проклятье тем, кто посадил меня сюда!
Берз слушал, как в лесу замирало эхо.
— Лучше бы меня пристрелили!
Это следовало выкрикнуть, не то бы он задохнулся от злости.
Надо же, удивлялся он, я-то думал, что по натуре сдержан.
Берз разобрал свое поведение и пришел к выводу, что сохранил относительно себя многие иллюзии. Сдержан? В известной мере — да. Но если злость кипит и льется через край, ее надо излить, пусть даже немому лесу.
А может, лес не был немым, может, Берз не понимал его эха?
Может, кто-то скрывался в лесу, наблюдал за его поведением в клетке? Ждал агонии?
Берзу приходилось туго, потому что здесь он был лишен всех ценностей, принадлежащих ему в том мире. Да они были бы здесь бесполезны.
Единственно, что он умел по-настоящему делать, это свою работу. Но и работы он здесь был лишен. Конечно, никто не мог ему запретить строить здания мысленно, но он не имел возможности разработать техническую документацию — не было бумаги, чертежной доски, карандашей, туши, арифмометров, вычислительных машин.
Он пришел к выводу: когда нет иной работы, просто жить — тоже работа. Наиважнейшая, неотложнейшая сейчас работа — выжить. Когда он это осознал, в нем с новой силой вспыхнула уже угасшая было энергия, явились смелость и оптимизм, насколько они возможны в условиях клетки, и он твердо решил держаться до конца.
Не поддаваться клетке. Он знал, никто за ним из леса не подглядывает. Лес глядит слепыми глазами. Только клетка подглядывает. Клетка ждет агонии.
Вот тогда-то и станет ясно, чего я стою, рассуждал он. Тогда и откроется моя истинная ценность. И Берз составил несколько речей, обращенных к клетке.
Первая речь была гневная.
Мерзкая клетка, жестокая дурында!
Стальными кишками ты опутала небо. Гадкими щупальцами оплела мое тело. Ты сковала мою поступь. Что смеешься глумливым смехом?
Сквозь твои зубы-брусья, словно небо мироздания, светится голубое небо.
Куда ты низвергла меня?
В пасть времени? В песочные часы?
Неужто мне суждено стать колосом в молотилке природы и мои зерна просыплются в твои закрома?
Тугим узлом связала ты мою душу, зловредная клетка. Погоди, когда-нибудь и я в такой же узел скручу твои брусья!
Ты опутала тело, но брусья твои бессильны перед разумом. В том моя сила и твое бессилие. Вольными птицами парят мои мысли.
Даже если я погибну, ветер развеет мой прах между брусьями, и в первозданности атомов я вновь обрету свободу, тебя же, клетка, источит ржавчина, и ты рассыплешься, ибо нет клетки, что устояла бы перед вечностью. Вечны лишь мы — люди.
Тут Берз, конечно, сгущал краски. Но он надеялся, что до гибели дело не дойдет. Он верил, где-то во тьме на ощупь бредут к нему люди, верил, что медленно, но верно к клетке движутся спасители, верил, что общество не оставит его, верил людям, живущим в построенных им домах, и эта вера придавала ему силы.
Прежде у Берза частенько болели зубы, и он с тревогой ждал момента, когда они опять заболят. К счастью, пока обходилось. Что бы он делал здесь
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!