Пособие для Наемника - Анастасия Машевская

всех сомневающихся мне, прежде всего, нужно дождаться от Аерона хоть какой-то ошибки. Так уж вышло, что моя сестра-принцесса могла бы помочь с этим, да только все ее усилия направлены на то, чтобы бессмысленно стенать! — Жестко вытолкнул Легрейф. — Все приходится делать в одиночку!

Элиабель хотела что-то сказать: она опять эмоционально насупилась, облизала влажные губы, стерла со щеки соленую дорожку и даже шагнула брату вслед — однократно. Потом замедлилась и опустила взгляд, исполненный подозрений.

— Все приходится делать в одиночку, — повторила принцесса. — Значит ли это, что ты имеешь отношение к гибели голодранца Нолана?

Легрейф чуть вытянулся в лице, приопустив уголки губ:

— А причем тут он? — Изобразил он крайнюю степень озадаченности.

Даже ей не стоит знать о его причастности к смерти этого дурня. Вернее, хмыкнул Лейгреф в душе, особенно ей не следует знать: как в будущем Идель не было места для ее первого мужа, так и в его собственном не предполагалось места для сестры и ее отпрысков. Конечно, не стоит доходить до крайних мер (они все-таки родственники), можно будет сослать Элиабель в Аббатство Непорочных. Так у них с Идель будет еще что-то общее, посмеялся герцог мысленно: он сошлет к аббатам некоронованную сестру, чьи дети будут в крайне уязвимом статусе, а Идель когда-то мастерски сослала мачеху, провернув все так, что осталась единственным законным ребенком Теоданиса. Оба они избавятся от тех, кого считают родственниками лишь частично, с помощью организации, которая при Фридейсвад потеряла покровительство короны.

Нет уж, сколь бы его храбрая коза не артачилась, а у них полно общего!

— Ну это очевидно! — распиналась Элдиабель.

«Точно, — опомнился Легрейф. — Она же все еще тут», поудмал мужчина, не сообразив, а почему, собственно, он сам еще не ушел?

— …Ссора Аерона и Идель теперь неизбежна! Разве это нам не на руку?

«Нам — нет. Но мне — очень» — улыбнулся в душе Легрейф, не меняясь в лице внешне. Ладно, может, его сестра и не лишена зачатков интеллекта, но, к счастью, соображает она слишком медленно и потому — поздно.

— До тех пор, пока Идель из Греймхау не отвернется от Аерона, их ссоры ничего нам не дадут. Что до Нолана: весь последний месяц я провел в столице, и не абы где, а при дворе императора, в компании Багрового Кулака, пока тот не уехал хоронить зятя. Так что сам констебль поручится за мою невиновность. Держи беспочвенные обвинения при себе, Эли, особенно, если еще надеешься на мою поддержку. — Легрейф направился к выходу. Зачем только приезжал, ей-богу? Ничего полезного не узнал, зато черт знает что выслушал!

— Ле… — Она только пискнула, когда мужчина пресек:

— Захочешь еще раз порыдать и пообвинять меня во всех грехах, позови кого-то из слуг и вперемешку с бранью называй моим именем. В этом будет больше пользы, чем дергать меня по пустякам.

— Ах ты…! — Элиабель не успела закончить: герцог Моркант хлопнул дверью.

Элиабель сцепила челюсти. Сбивчивое, тяжелое дыхание и слабость в ногах заставляли принцессу нервно оглядываться в поисках того, за что можно ухватиться, чтобы не упасть. Взгляд сам собой упал на стол. Все как всегда: серебряный графин изысканного литья, несколько кубков и ваза с цветами. Ну что ж, была ваза — да кончилась.

Элиабель схватила сосуд и изо всех сил бросила брату вслед. На грохот и звон разлетевшихся осколков, открыв злополучную дверь, ворвались слуги. Кто-то засуетился вокруг нее. Принцессе было плевать: Легрейф бросил ее с императором один на один, как бойца на арене. Если он не собирается ей помогать, пусть пеняет на себя!

И стоило так подумать, как у женщины дернулись плечи, а поперек горла опять встал ком слез и обиды. Ее затрясло одновременно с тем, как в голове раздался голос брата-герцога:

«Пеняю на себя? И что ты мне сделаешь, супруга императора? Накричишь?»

И правда, что?

Легрейф отдал ее за Аерона, когда окончательно потерпел поражение в битве за руку Идель. Она, Элиабель, стала его запасным вариантом, чтобы оказаться ближе к трону: если уж не зятем императора, то хотя бы шурином. Теперь же, когда Идель снова не замужем и у нее нет законного потомства, насколько велик шанс, что Легрейф примется за старое? Так же велик, как горы на юге и море на востоке. Так же велик, как проклятый Греймхау, из-за которого вся ее жизнь изошла на прах и пепел. И если в этот раз Легрейф достигнет успеха, то Элиабель с ее детьми станет для него только помехой.

— Ваше высочество, — обратилась к ней камеристка, осторожно тронув принцессу за предплечье.

Элиабель поджалась, обернувшись.

Ваше высочество. Высочество. Они что, нарочно напоминают ей, что она отличается от обычной императорской шлюхи только тем, что ее позвали замуж?! Где императорская корона?! Где ее почести?! Где место, которое по всем традициям и законам должно быть ее?! Разве даже мать Аерона, которую сегодня зовут не иначе как Безумной Шлюхой Фридесвайд, не была императрицей?!

— Госпожа? — еще осторожнее и тише обратился служанка, вглядываясь в полное эмоций лицо принцессы, чуть раскрасневшееся от негодования и недавних слез. — С вами все в порядке? — Озадаченно лезла камеристка. — Давайте я позову лекаря. Лекаря ее высочеству! — крикнула она в открытую дверь. — Скорее!

«Ее высочеству»

Элиабель дернулась быстрее, чем смогла запретить себе, и влепила служанке, пощечину.

— ВОН ОТСЮДА! ВСЕ!

Камеристка схватилась за горящую щеку. Во взгляде сквозило непонимание.

— Но, осколки… — попыталась еще одна из служанок.

— ВОН! — рявкнула Элиабель.

Женщина прикрыла глаза и тыльной стороной ладони утерла губы: если… если на этот раз Легрейф добьется Идель, то что ждет ее саму?

Деорсийцы сошли на берег меньше двух часов назад. День клонился к закату, и у леди Греймхау почти не осталось сил. Однако, едва они переступили порог трактира, возвышающегося в центре раскидистого постоялого двора, к Идель, услышав ее имя из уст Рейберта, подоспел незнакомец.

Он почтительно склонился, передавая послание из императорского дворца. Он дважды — приветствуя и представляясь, — обратился к ней «Ваша светлость». Он даже уточнил, что прибыл сюда по личному и срочному распоряжению лорда-председателя Тайного совета. Потому причин, почему сейчас леди Греймхау смотрела на него с такой лютой ненавистью, придумать не мог.

Идель оцепенела с развернутым письмом в руках. Ее глаза безотрывно прилипли к физиономии гонца.

— Миледи? — растерянно пробормотал он.

— Я спрашиваю, это шутка? — Голос эрцгерцогини звучал так, словно ей засыпали горло гравием.

— Я… я не знаю содержание письма, ваша светлость. — Видя полные одержимости, немигающие глаза женщины, посыльный окончательно заволновался. — У меня было