Медведь и соловей - Кэтрин Арден

– Чего ты больше всего желаешь, Константин?

– Ничего, – ответил он. – Я ничего не желаю. Убирайся.

– Ты как разобиженная девица, – недовольно проговорил голос, но потом смягчился. – Не важно. Я знаю, чего ты хочешь. – И со смехом продолжил: – Хочешь очистить душу, человек Божий? Хочешь вернуть невинную девицу? Ну, так знай: я могу забрать ее из рук самой Смерти.

– Пусть лучше умрет и покинет этот мир! – прохрипел Константин.

– Она будет жить в муках, прежде чем умрет. Я могу ее спасти – я один.

– Тогда докажи это, – потребовал Константин. – Верни ее.

Тень хмыкнула:

– Какое нетерпение, человек Божий.

– Чего ты хочешь?

Константин с трудом выдавил из себя этот вопрос.

Голос тени стал громче:

– Ах, Константин, до чего же хорошо, когда дети человеческие спрашивают меня, чего я хочу!

– Так чего же? – резко бросил Константин.

«Как я могу быть праведным, если у меня в ушах звучит этот голос? Если он ее вернет, я снова стану чистым».

– Мелочь, – ответил голос. – Пустяк. За жизнь надо платить жизнью. Если хочешь, чтобы малышка-ведьма вернулась, я тоже должен получить ведьму. Приведи мне такую же, и я отдам тебе твою. И тогда я тебя оставлю.

– Это как?

– На рассвете приведи ведьму в лес, на границу, к дубу. Ты узнаешь нужное место, когда его увидишь.

– И что будет, – спросил Константин еле слышно… почти как вздохнул, – с этой… ведьмой… которую я тебе приведу?

– Ну, умереть она не умрет, – ответил голос и расхохотался. – Что мне даст смерть? Смерть – это мой брат, которого я ненавижу.

– Но здесь нет других ведьм, кроме Васи.

– Ведьмы должны видеть, человек Божий. Разве видит только юная девица?

Константин молчал. Мысленно он увидел толстую неуклюжую фигуру, стоящую на коленях перед иконостасом, сжимающую его пальцы своей влажной рукой. Ее голос прозвучал у него в голове: «Батюшка, я вижу бесов. Везде. Всегда».

– Подумай хорошенько, Константин, – сказал голос. – Но мне надо получить ее до восхода.

– И как я тебя найду?

Слова падали тише снежинок: смертный их не уловил бы. А вот тень услышала.

– Зайди в лес, – прошипела тень. – Ищи подснежники. Тогда поймешь. Отдай мне ведьму и забери свою. Отдай мне ведьму и получи свободу.

Васю разбудил упавший на лицо луч солнца. Она открыла глаза и увидела светло-голубой потолок… нет, свод небес. Ее восприятие размывалось, она не могла вспомнить… а потом вспомнила. «Я в доме среди елей». В ее подбородок ткнулись колючие усы. Она открыла глаза, и оказалась нос к носу с гнедым жеребцом.

«Ты слишком много спишь», – укорил ее конь.

– Я думала, ты мне приснился, – сказала Вася удивленно.

Она успела забыть, каким громадным был тот конь из ее сна, и каким огненным был его взгляд. Она оттолкнула его нос и села.

«Обычно я не снюсь», – ответил ей конь.

На Васю нахлынули воспоминания прошлой ночи. Подснежники посреди зимы, хлеб и яблоки, яркий вкус меда на языке. Тонкие белые пальцы на ее лице. Боль. Она выдернула руку из-под одеяла. В центре ладони оказалась белая отметина.

– И это тоже не приснилось, – пробормотала она.

Конь смотрел на нее чуть озабоченно.

«Лучше считай, что все наяву, – посоветовал он, словно обращаясь к сумасшедшей. – А если это будет сон, я тебя предупрежу».

Вася засмеялась.

– Договорились, – сказала она. – Сейчас я не сплю.

Она слезла с кровати – на этот раз не так болезненно, как в предыдущие разы. Дом был тих, словно полуденный лес, только жаркий огонь трещал и стрелял искрами. Перед устьем стоял дымящийся горшочек. Внезапно ощутив сильный голод, Вася прошла к печи, где обнаружилась настоящая роскошь: каша, молоко и мед. Она ела, а жеребец держался рядом.

– Как тебя зовут? – спросила она у коня, когда поела.

Жеребец деловито вылизывал ее миску. Развернув одно ухо, он ответил:

«Меня зовут Соловей».

Вася улыбнулась.

– Маленькая птичка. Странное имя для большого коня. Как ты его получил?

«Я родился в сумерках, – ответил он совершенно серьезно. – А может, вылупился… не помню. Это было очень давно. Иногда я бегу, а иногда не забываю лететь. И отсюда мое имя».

Вася воззрилась на него:

– Но ты же не птица!

«Я не знаю, что ты такое. А откуда тебе знать, что я такое? – возразил конь. – Меня зовут Соловей, и разве важно, почему?»

У Васи ответа не нашлось. Соловей доел ее кашу и поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Более красивого коня она в жизни не видела. Мышь, Буран, Огонь – они все были как воробушки рядом с соколом.

– Прошлой ночью, – неуверенно сказала Вася, – прошлой ночью ты сказал, что позволишь мне на тебе ездить.

Жеребец заржал и простучал копытами по полу.

«Матушка велела мне быть терпеливым, – сказал он. – Но обычно я нетерпеливый. Пойдем, поедешь на мне. На меня еще никто не садился».

У Васи тут же появились сомнения, но она переплела растрепавшуюся косу и надела шубу, варежки и валенки, которые нашлись у печи. Она вышла за конем на ослепительно яркое солнце. Снег лежал на земле толстым слоем. Вася посмотрела на высокого коня. Она проверила свои руки и ноги и обнаружила, что они вялые, как распаренная лапша. Конь стоял в гордом ожидании – сказочный конь.

– Кажется, – сказала Вася, – мне нужен пенек.

Навострившиеся уши прижались к голове: «Пенек?»

– Пенек, – твердо повторила Вася.

Она прошла к подходящему: какая-то ель переломилась и упала. Конь плелся за ней: похоже, он уже пожалел о том, какую всадницу выбрал. Однако он с недовольным видом встал рядом с пеньком, а Вася, забравшись на него, осторожно пересела жеребцу на спину.

Все его мышцы напряглись, он вскинул голову. Вася, которая и раньше объезжала молодых коней, ожидала чего-то в этом духе и сидела неподвижно.

Спустя несколько мгновений громадный жеребец шумно выдохнул.

«Ладно, – сказал он. – Ты хотя бы маленькая».

Однако когда он начал двигаться, то пошел косыми шажками и через каждые насколько шагов поворачивал голову, чтобы взглянуть на девушку у себя на спине.

* * *

Они занимались ездой весь этот день.

– Нет, – сказала Вася в десятый раз. После проведенной в заснеженном лесу ночи она оказалась слабее, чем ожидала, что еще больше усложняло и без того непростую задачу. – Тебе надо опускать голову и работать спиной. Сейчас сидеть на тебе – все равно что сидеть верхом на бревне. Большом и скользком бревне.