Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн

Мой багаж отправили прямо в Париж, в отель «Георг V», и до отбытия поезда я был совершенно свободен. Я выбрал себе маршрут через Франкфурт, а не Сан-Ремо, так как знал, что хорошо буду спать в прохладном воздухе Альп. Это всегда происходило одинаково: отправление из Рима в семнадцать ноль-ноль пополудни, обед в Милане, снежные равнины вплоть до наступления темноты, крепкий и здоровый сон в купе, под одеялами из чистой шерсти, меж тем как в открытое окно вливается студеный воздух.

В Париж я прибуду к полудню, приму душ и до темноты буду гулять по городу, посижу на скамейке в Пасси, читая «Le Mond» и с отеческой радостью взирая на ряды школьников и школьниц в голубой форме, а потом куплю галстук в «Гермесе», который подошел бы к тем костюмам, которые заберу у своего портного в Лондоне. Может быть, в Париже я встречу женщину, в которую смогу влюбиться… хоть я и считал себя во многих отношениях слишком старым для подобных дел и мне предстояло чувствовать себя таким же образом, пока я не попаду в Бразилию.

Все это время я получал жалованье и удостаивался премий. Сама работа, когда я ее исполнял, состояла из встреч с политизированными маньяками, не способными сказать ни единого слова, которое не было бы в их собственную пользу, и имеющими меньшее представление о политике и экономике своей страны, нежели то, каким мог бы обладать цыпленок на захолустной ферме. Постоянные представители Стиллмана и Чейза в этих странах располагали цифрами и предложениями, а я был специалистом по части выявления скрытых фактов. Они использовали меня для просчитывания риска и, следовательно, возможных издержек при предоставлении займа. У меня была безупречная репутация, и я никогда не ошибался. Методика моя была проста. Я изучал основы экономики страны, читал все, что было возможно, уделял большое внимание истории и разговаривал с теми, с кем редко разговаривают представители инвестиционных банков, – с мелкими фермерами, каменщиками, студентами, полицейскими, фабричными рабочими, инженерами, рыбаками, дантистами и женщинами, развешивающими выстиранное белье. Основываясь на этих беседах, я выявлял благоприятные и неблагоприятные моменты, результирующая сила которых определяла возможность экономического роста или же отсутствие таковой в той или иной стране.

Мне нравилась моя работа, и я намеревался повременить с разорением компании. Будучи всего лишь человеком, я, вероятно, мог бы протянуть с этим лет этак пятнадцать-двадцать, выйти к этому времени в отставку и перебраться в Истгемптон или в Палм-Бич, на побережье, – с раздавшимся животом, очками в роговой оправе, лимонно-желтым блейзером и пятьюдесятью чемоданами инсулина, хранящимися в прохладе подвала. Я воображал, как, переставляя поразительно костлявые ноги, плетусь в клуб «Мейдстоун», как с пояса у меня при этом свешивается серебряная машинка для обрезки сигар, украшенная монограммой, и что в одной руке я держу клюшку для гольфа, а в другой – «Дайджест деловой жизни Сингапура».

От всего этого меня избавил служащий в «Хасслере», точнее, он выступил в качестве инструмента для моего спасения. Он вручил мне счет. Я, разумеется, вернул его, даже не просмотрев.

– Об этом позаботится фирма Стиллмана и Чейза, в Нью-Йорке, – сказал я, и в голосе моем проскочила радостная искорка от осознания того, что я собирался с ними учинить. – У нас здесь имеется счет.

Я не поддался искушению добавить: «И от нас зависит экономическое процветание вашей страны».

Когда лицо его исказилось как бы от безмерной боли, я понял, что что-то не так. Боль эта была порождена конфликтом между его обязанностью быть вежливым и необходимостью взыскать с меня деньги.

– Совершенно верно, сэр, – сказал он. – Плата за номер будет внесена непосредственно из Нью-Йорка, но дополнительные услуги теперь ставятся в ваш счет.

– В мой счет?

– Да, сэр.

– Мой личный счет?

– Да, сэр.

– Но у меня нет личного счета.

– Мы открыли его для вас, сэр, когда от синьора Пайнхэнда поступило письмо с инструкциями.

– От синьора Пайнхэнда? Из Нью-Йорка?

– Да, сэр.

Он имел в виду Дики Пайнхэнда, партнера-менеджера, злобного, много пьющего, ставшего притчей во языцех консьержа, женившегося на предполагаемой наследнице из захудалой ветви семьи Эдгар.

– И что там говорится?

– Там, сэр, говорится, что о дополнительных услугах вы позаботитесь самолично.

– Вот ведь мерзавец, – сказал я. – Женат на предполагаемой наследнице, а сам такой скупердяй!

– Да, сэр.

Я решил тут же со всем разобраться.

– Что представляют собой дополнительные услуги? – спросил я.

– Я могу зачитать вам их, сэр. – Читал он с изумительным северо-итальянским акцентом, произнося каждый слог великолепно и неправильно. – Обед в кафе. Минеральная вода. Минеральная вода. Завтрак. Телефонный звонок. Телефонный звонок. Телефонный звонок. Минеральная вода. Минеральная вода. Фисташки. Телефонный звонок. Прачечная. Минеральная вода. Телефонный звонок. Телефонный звонок. Завтрак. Телефонный звонок. Фисташки. Минеральная вода. Минеральная вода. Фисташки…

Мне никогда еще не приходилось сталкиваться со столь объективным взглядом на свои привычки, и я смиренно оплатил дополнительные услуги, которые, за пять дней пребывания, встали мне в восемьсот с лишним долларов. Поначалу это представлялось мне одной из диких выходок Дики Пайнхэнда или же грубой шуткой Эдгара.

Как могла компания, думал я, оказаться столь грозной силой, чтобы предвидеть решение, принятое мною накануне, и наказать меня сегодня с помощью письма, написанного неделю назад? Это невозможно, стало быть, налицо либо ошибка, либо совпадение. Совпадение чего? С одной стороны, у меня теперь имеется новое решение. С другой? Возможно ли, чтобы, в силу простой случайности, они развязали против меня войну как раз тогда, когда я, в потаенных своих мыслях, задумал то же самое?

Я завершил свои дела в Европе, перелетел из Лондона в Нью-Йорк и прямо из Айдлвайльда отправился в фирму, где все вроде бы пребывало на своих местах, пока я не достиг своего кабинета. Моей секретарши там не было, равно как и ее стола. В приемной вообще ничего не оставалось из мебели, не было даже телефона. Не тронули один только ковер.

– Где миссис Людвиг? – спросил я у дьявольски привлекательной девушки из Брин-Мор, помогавшей Байрону Чатсуорту, этому хмырю с обвислыми свинячьими брылами, и ненавидевшей меня, потому что как-то раз я в открытую сказал ей, что она самая красивая женщина из всех, которых мне доводилось видеть, но ей никогда не найти счастья, пока она не перестанет пить кофе. Она была оскорблена, потому что решила, будто я говорю, что только женщинам не следует пить кофе. Кофе не следует пить никому. Он в равной мере делает оба пола отталкивающими.

– Перешла в администрацию, – сказала та.

Возмущенной походкой я поспешил в администрацию, где и обнаружил миссис Людвиг: она помыкала там секретаршами помоложе и очки ее при этом свешивались с синего шнура, совершенно не подходившего к ее свитеру.