Студенты и совсем взрослые люди - Дмитрий Конаныхин

Это был самый плохой расклад. Но лучше у Алёшки Филиппова не было. Он смотрел в стальные глаза Николая Владимировича Краснова, жизнерадостного весельчака, курил и осторожно растягивал две секунды своей прежней жизни.

«Да. Это же. На всю жизнь».

Краснов внимательно-внимательно посмотрел на Филиппова.

«Точно. Очень хорошо, Алексей Анатольевич. Посоветуйтесь. Идёмте пообедаем. Клим, ты аппетит себе не перебил?»

«Нет, Николай. Идите, я звонок сделаю»

5

На следующее утро, в самом начале рабочего дня Филиппов обнаружил какой-то конверт на своём столе. Хмурый и невыспавшийся, он, не глянув на адрес, небрежно оторвал край, достал вдвое сложенный листок, открыл.

Один, нет, два раза.

Стоп, неправильно.

Три.

Три раза прочитал.

Невесомо опустился на стул. Осторожно положил предписание на стол. Он смотрел на листок, как в колодец заглядывал, – всё кругом пропало. Уши заложило, комната вокруг растворилась. Только чуть стесавшийся шрифт казённой машинки. Ни одна мысль не шевелилась, просто изнутри обожгло голову и мучительно хотелось к маме. Он почему-то посмотрел на календарь. Четвёртое октября. Да… Четвёртое октября 1968 года. Одиннадцать лет. Спутник.

И часа не прошло, как Алёшку прямо с работы привезли в военкомат на чёрной «Волге». Сначала он тупо и послушно ждал указаний чересчур активного дежурного майора, изучил все казённые плакаты на стенах и успел надумать полную голову так, что на три «Войны и мира» хватило. Что-то вокруг было не так. Военкоматские офицеры несколько деревянно и вздрюченно перемещались по пустым коридорам, словно изумлённо обнаружили в себе какие-то новые мышцы, кости и мысли. Когда Алёшка вошёл к военкому, причина шухера выяснилась просто и буднично. У окна, спиной к присутствующим, замораживая воздух одним своим присутствием, стоял Медведков, увлечённо ковырял землю в многочисленных горшках и подливал воду из леечки.

– У вас есть какие-нибудь пожелания? В каких войсках желаете служить? – обычно балагуривший и гонявший вчерашних школьников, оболтусов и тунеядцев, полковник Приходько сдавленно шипел, словно жирный котяра, обнаруживший фамильное привидение над своей законной миской. – У вас же ВУС по интендантскому профилю.

– Не знаю. Особых пожеланий нет. Разве что… Может, ракетные части. Это моя нынешняя работа.

Военком чуть поёжился, почувствовав ледяную волну по спине.

– К сожалению, Алексей Анатольевич, в ракетные части не получится, туда набор интендантов не ведётся, – военком даже обрадовался своей находчивости. Мы предлагаем вам. На вас поступила разнарядка, – он закопошился в папке, не обнаружил сразу нужную страницу, и чем дольше тряслись его руки, тем мучительнее чесались звёздочки на его погонах. – А! Вот! – откашлялся Приходько. – В погранвойска.

– Погранвойска?

– Да! Туда берут лучших, – и довольный собой Приходько сделал ещё один ляп. – Так какие пожелания?

– А можно где-нибудь в Ленинградском округе? Поближе к маме?

Приходько открыл рот, подумал хорошенько и закрыл. Его заклинило.

– В Эстонию, – морозный шелест из-за спины донёс простую мысль до волосатых ушей военкома. – В Эстонию, полковник.

– Да. Мы. Предлагаем вам. Вам, – военкому мучительно захотелось похмелиться, хотя не пил он вчера (разве что совсем граммулечку). – Предлагаем вам Эстонию. В погранвойсках. Службу – в погранвойсках – в Эстонии.

– Эстония так Эстония. Хорошо, – пожал плечами Алёшка. Ему почему-то стало весело. Всё определилось, так чего грустить? Хуже не будет.

– Да, хорошо. Ну что, Алексей Анатольевич, служите. Всего хорошего.

– Удачи, товарищ полковник, – Алёшка сверкнул улыбкой. – И вам, товарищ полковник, тоже всего хорошего.

Он развернулся и вышел в коридор.

Полковник Приходько очень не хотел оборачиваться, но пришлось.

Служба…

6

А что же дальше? Любой искушённый читатель, особенно десятиклассник, приученный с ходу разбирать Шекспира, Шолохова, Достоевского и Горького, играючи определяет главных и второстепенных героев, структуру произведения и заученно задаётся вопросом – чему учит книга?

Разные писатели по-разному отвечают на такой вопрос.

Либерал, исполненный прогрессорских чувств, изображает душевные метания молодого человека в столкновении с государством, обязательно делает своего героя «лишним» человеком, в судьбе которого, как в капле чистой воды, отражает безобразие жизни и свет высоких помыслов, упоминает пару чахлых любовных интрижек, а на заднем плане всего повествования вывешивает портрет умершего тирана и завершает всё гневно-бессильным всхлипом о судьбе рефлексирующего интеллигента.

Консерватор, обуреваемый значительностью замысла, искорёжит чело героя значительной мыслью, жертвенностью и готовностью припасть к истокам, по всем углам понатычет пейзажи, закаты, милые сердцу покосившиеся избы, поплачет над судьбами покинутых пенатов, проведёт молодого человека по городам и весям огромной страны, одарит его сдержанной и светлой любовью и на закуску почти прикончит героя каким-то пафосным подвигом, достойным пращуров и судеб Отечества.

Постмодернист, увлечённый возможностью сбацать премиальный коктейль, налепит на лицо героя циничную ухмылку всезнайки, заставит ходить с тугим кукишем в кармане узких «фирмовых» джинсов, протащит сердцееда через вереницу постельных сцен, передранных из европейских романов, стрекозой упомянет великих, невеликих и просто малозначительных современников, выбьет зубы читателю заумью, понадёрганной из тех же европейских романов, а завершит текст высосанным из пальца анекдотцем.

Беллетрист, озабоченный издательским планом, сделает из героя совершеннейшего мутанта без страха и упрёка, одинаково успешного в драках, пьянках, покорении дам бальзаковского возраста и противостояниях с картонными злодеями, швырнёт человека к уголовникам, спасёт, приблизит к власть предержащим, запутается сам, получит по загривку от задёрганного редактора, добавит ещё не пойми чего и поверх всего, как розочку в торт, воткнет в своего Монте-Кристо столь любезную читателю несчастную любовь с намёком на продолжение.

В настоящей, непридуманной жизни всё происходит гораздо проще.

Не знаю, то ли по прихоти судьбы, то ли по умыслу трёх полковников и одного прекрасного майора, но жизненная орбита Алёшки и Зоси была изменена самым решительным образом.

В точном соответствии с обещанием военкома Алёшка уже 5 октября 1968 года ехал в купе скорого поезда «Россия», который увозил его на Дальний Восток, в Хабаровск. Только через сутки он дал телеграмму в Ленинград, которую доставили с опозданием. У Зоси на нервах началось кровотечение, всё было плохо и больно…

Так я не родился второй раз.

А потом…

Потом Зося защитила диплом и, ничего не сказав ни свёкру со свекровью, ни родителям своим, купила билет на самолёт до Хабаровска и улетела к мужу, Алексею Анатольевичу Филиппову, командиру взвода снабжения Манёвренной группы 63-го Биробиджанского пограничного отряда Дальневосточного Краснознамённого военного округа Пограничных войск Комитета государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик.

Улетела на войну.

Но об этом уже в следующей книге.

КОНЕЦ

2011 год