Исчезновение - Лиза Гарднер

— Точно, сэр.

— Скажите, вы и вправду думаете, что репортер упустит шанс лично поговорить с преступником, похитившим двоих человек?

У патрульного забегали глаза. Мосли истолковал это как «нет».

— Вы и вправду думаете, что он поставит под угрозу возможность выступить в вечернем выпуске новостей или поместить статью на первой полосе?

— Мне сказали, что нам нужна его помощь. И пока мне не в чем его обвинить.

— Так найдите что-нибудь, офицер! Сопротивление властям. Просроченные водительские права. Неработающий габарит. Вы же были у него дома, стояли рядом с его машиной, Господи Боже мой! Всегда можно найти одно небольшое нарушение. Даже папа римский наверняка совершал в своей жизни что-нибудь противозаконное!

Патрульный промолчал — и этого Мосли уже было достаточно.

Лейтенант вернулся в кабинет, где Даничич по-прежнему болтал по телефону. Мосли нажал на кнопку, и связь прервалась.

— Эй, я разговаривал со своим юрисконсультом!

— Полагаете, вам нужен адвокат? — равнодушно поинтересовался Мосли.

— Это по поводу предстоящих выступлений, можете не сомневаться. Мне позвонил сам Ларри Кинг, не говоря уж о ведущем ток-шоу «Сегодня». Не исключено и то, что мне предложат договор на книгу. Так что если я расскажу все прямо сейчас, кто же станет покупать книги? Мне нужна стратегия.

— Сядьте, — огрызнулся Мосли. — И уберите ноги со стола. Ведите себя прилично.

Даничич приподнял бровь, но сделал, как ему было велено. Снял ноги со стола, выпрямился, отряхнул серый пиджак, который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж элегантным и дорогим, каким выглядел на экране. Ворот сорочки был слишком широк, а розовый галстук — чересчур ярок.

Перед камерой этот человек казался другим. А теперь выглядел именно тем, кем и был на самом деле — провинциальным репортером, который отчаянно старается пробиться наверх.

— Вы когда-нибудь встречали Рэйни Коннер лично? — спросил Мосли.

— Нет.

— А Дуги Джонса?

— Я что, подозреваемый? Если вы считаете меня подозреваемым, тогда я и в самом деле должен позвонить адвокату.

— Я пытаюсь считать вас приличным человеком. И поверьте, с каждой минутой мне это все труднее.

Даничич нахмурился и отвел взгляд.

— Где-то там — живые люди, — продолжал Мосли. — Женщина и ребенок, которые борются за жизнь. Вы когда-нибудь были на месте преступления, Даничич? Я имею в виду — не по ту сторону желтой ленты, а вблизи, там, где нет никаких голливудских спецэффектов. Вы присутствовали при вскрытии? Когда-нибудь читали отчет патологоанатома? Вы знаете, что́ пуля или нож могут сделать с человеческим телом? Вставайте, — кратко приказал лейтенант. — Я вам кое-что покажу.

Мосли рывком поставил Даничича на ноги. Репортер был слишком испуган, чтобы сопротивляться. Мосли провел его в заднюю часть здания и оставил в комнате для допросов, которая некогда служила сортиром и по-прежнему сортир и напоминала.

Вернувшись в кабинет, Мосли вытащил ящик каталога и отобрал лишь те дела, которые значились закрытыми. Минувшие два года научили его тому, что при общении с прессой излишняя осторожность не помешает.

Он влетел в комнату для допросов и принялся бросать фотографии на стол.

— Подросток, повешен. Женщина, изрезана на части. Мужчина, попал под товарный поезд. Неопознанное тело, выловлено со дна реки. Ребенок, которому пробило череп углом аптечки, когда две машины столкнулись на скорости больше шестидесяти миль в час. Полуторагодовалый мальчик, утоплен. Все еще подумываете о договоре на книгу, мистер Даничич? Вот вам уйма сюжетов.

Даничич брал в руки каждый снимок. Внимательно рассматривал. Потом осторожно положил назад, взглянул на Мосли и пожал плечами:

— В мире много зла. Я не идиот, лейтенант. И я не слишком-то сильно отличаюсь от вас. Ваша работа — обеспечивать правосудие. Моя работа — рассказывать об этих людях. Сегодня нам есть о чем рассказать. И вы мне не помешаете.

— А если это подвергнет заложников еще большему риску?

— Еще большему риску? — Даничич фыркнул. — Как? Вы, ребята, занимаетесь ерундой. А я по крайней мере пытаюсь сохранить и без того непрочную связь с этим человеком. Согласитесь, похититель вам не доверяет. А если у него сдадут нервы, Рэйни и Дуги погибнут. Я предлагаю альтернативу. Похититель звонит мне — и все счастливы. Да, возможно, это значит, что я получу договор на книгу. Если Дуги и Рэйни останутся живы — не думаю, что они будут против.

— Учтите, мы слишком ограничены во времени. Если он позвонит вам, нам придется дожидаться новостей. А ждать некогда. Иногда полиции приходится вести войну. А когда идет война, линия связи должна быть единой.

— С другой стороны, каждый раз, когда похититель будет выходить со мной на связь, ему придется обнаруживать себя. Чем больше контактов, тем больше у вас шансов его взять.

— Тем больше потребуется людей, — возразил Мосли.

— Значит, хорошо, что этот случай стал нашим общим делом. — Даничич подался вперед. — Лорейн Коннер — жена бывшего агента ФБР. Услуга за услугу. Скажите, ФБР привлечено к расследованию? Оно официально взяло дело в свои руки? И я хочу знать, что это за парень, которого я видел на ярмарочной площади, — тот, в куртке с эмблемой ФБР. Кажется, здесь творится много такого, о чем вы не оповестили общественность. Подумайте, чем все это обернется, когда заложники погибнут.

— «Когда»? Не похоже на позитивное мышление.

— Положение дел на текущий момент пока что не убедило меня в обратном. — Даничич отодвинул кресло и встал. — Вы меня арестуете?

— Пока нет.

Репортер приподнял бровь.

— Не похоже на позитивное мышление, — невозмутимо отозвался он. — Тогда я пошел.

Он сделал шаг вперед, и Мосли схватил его за руку. Ответный взгляд Даничича был куда жестче, чем ожидал лейтенант. Куда расчетливее. Очевидно, на карту и так уже было поставлено слишком многое — даже неопытные журналисты это быстро понимают.

— Если мы обнаружим, что вы получили информацию и не поделились ею с нами, вас сочтут сообщником, — негромко сказал Мосли. — Стало быть, вы станете соучастником преступления. А значит, не сумеете извлечь из него выгоду — не будет ни договоров, ни гонораров. Подумайте над этим.

— Знаете что, — нетерпеливо произнес Даничич, — не все журналисты так уж плохи. На прошлых выборах вы, наверное, голосовали за Никсона?

— Эн-Эс вас использует, Даничич. Почему он послал письмо в редакцию, почему оставил записку с требованием выкупа на стекле вашей машины? Вы ведь считаете себя беспристрастным репортером — ну так задайте самому себе этот нелегкий вопрос. Похитителем движет жажда славы. Мы не в состоянии сделать его знаменитостью. Но прессе это под силу. Чем больше вы о нем говорите, тем больше поощряете его к действиям. И тем больше ему это нравится…