Огоньки светлячков - Пол Пен

Теперь пальчик сына указывал на пустую банку, которую я поставил на траву, когда присел с ним рядом.

– Не сейчас, – говорю я и поворачиваюсь к башне, где загорается свет. Это обычная лампа, не тот прожектор, который прежде включал мой дедушка. Я вижу стоящего наверху племянника, всматривающегося в даль. До недавнего времени я строго-настрого запрещал ему подходить близко к лестнице на маяк. Я машу ему рукой, чтобы он меня заметил, и фигура мгновенно исчезает. Ему нравится думать, что он живет в этой башне, что есть еще в море корабли, которым нужен сигнал маяка. Мы унаследовали это имущество как дальние родственники деда, появившиеся неожиданно и оставшиеся с ним навсегда. На всякий случай я приписываю себе три года и становлюсь для всех старше, чем на самом деле.

На острове еще живут люди, которые отводят взгляд, встречаясь со мной на улице. Некоторые открыто удивляются тому, как я могу жить в доме, где произошли такие страшные события. Иногда меня спрашивают, знаю ли я, что там случилось много лет назад? Что сделали жившие там люди? Да, кое-что слышал, но предпочитаю оставить все в прошлом – обычно говорю в ответ.

Я изо всех сил пытался простить родных, узнав, что они сделали с девочкой. Но теперь, глядя на своего сына, переступающего по траве, как ковбой, весело хохочущего при виде одуванчика, я задаюсь вопросом, не поступил бы я так же? Не защитил бы, если б смог? Не сделал бы все лучшее, чтобы спасти? И все самое плохое.

Некоторое время назад, вернувшись из теплицы, где боролся с нашествием насекомых, я встретил пожилую женщину, прогуливающуюся по берегу в том месте, где я пришвартовал катер. Она посмотрела на меня и сказала, что две родинки под моим глазом о ком-то ей напоминают. Женщина прищурилась, окунаясь в прошлое, но тут мой сын издал удивительный звук восторга, как умеет он один, и отвлек на себя ее внимание. Она склонилась к нему, чтобы ущипнуть за щечку, и замерла, останавливаемая внезапными воспоминаниями.

Каждый наш шаг заставляет некоторых сверчков замолчать, другие, в отдалении, продолжают стрекотать, возможно, чтобы поторопить луну. Окна соседних домов с приближением ночи меняют синий цвет на желтый, когда в них загорается свет.

Я вглядываюсь в траву, пока не нахожу то, что ищу. Сорняки у люка растут особенно быстро. Когда я спускаюсь в подвал, невольно вырываю их пучками, корни свисают, как оголенные вены. Сегодня я туда не пойду, поэтому позволяю сыну поиграть среди цветов. Синие покачиваются, когда он толкает стебель. Я сажусь на бугорок, скрывающий тайный ход, и ставлю ноги на то же место, на которое ступил, впервые выбравшись наверх. Тогда я думал, что этот мир будет таким, как я себе представлял. В нем будет много светлячков, зеленых бабочек и еще цыпленок, который никогда не существовал на самом деле.

Я закидываю ногу на ногу и наблюдаю, как мой сын воюет с маком. Его пальцы все еще крепко сжимают мою штанину. Усаживаю его к себе на колени, спиной к моему животу и кладу подбородок ему на макушку. Его волосы пахнут лучше, чем воздух вокруг нас. Я даю ему банку, и он обхватывает ее руками, как обнимает плюшевого светлячка перед сном.

Перед нами появляется первый огонек.

Точка света, пробившегося сквозь темноту. Не думаю, что сын ее видит, он исследует поверхность банки.

Появляется вторая светящаяся точка.

Потом еще две.

– Ты их видишь? – спрашиваю я.

Целый рой светлячков парит над травой, его покачивают порывы морского бриза. Эти светлячки настоящие, не те, из подвала. Луна отвечает на призыв сверчков и разливает серебристый свет по поверхности моря. Мерцающее облако захватывает все внимание мальчика. Он во все глаза следит за перемигиванием удивительных существ.

Потом мой сын встает.

Отпускает мою штанину.

Возможно, настал день, когда любопытство взяло верх над страхом перед неизвестностью? Я преграждаю ему путь к крышке люка, увидев в нем отражение себя. Представляю, как из-под земли появляется рука мамы. Я глажу рубцы между суставами, пятнышко обожженной кожи у основания большого пальца, шрам на запястье.

За спиной раздаются торопливые шаги. Появляется мой племянник. Я позволяю ему сесть рядом, на крышку люка – входа в подвал, который он совсем не помнит. Воображаемая рука мамы становится рукой племянника, которую он кладет на мою руку с улыбкой. Его пальцы точно такие же, как те, что сжимали прутья решетки на окне, когда мы смотрели сквозь стекло и я представлял, что нахожусь снаружи и вижу свое отражение.

– Вот мы и с той стороны, снаружи, – говорю я ему, повторяя слова, произнесенные тогда.

Он смотрит на меня с удивлением. Я обнимаю его за шею и целую в щеку, а потом поворачиваюсь к сыну.

Глаза застилает пелена, когда я вижу, как он уверенно идет к светлячкам, вытянув ручки, будто хочет прикоснуться к чуду, впервые произошедшему у него на глазах. Слезы текут по лицу, но я улыбаюсь, видя, как он шевелит пальчиками, стремясь поймать огоньки.

Я знаю, свет будет рядом с такими людьми, как он. А те, кто не желает заглянуть за пределы своего крохотного мира, навсегда останутся в темноте.