Русский Дьявол - Анатолий Абрашкин

Слова «Коляда», «колдун», «колдовство» — родственные. Колядки — это обязательно разговоры о колдовстве и всякой небывальщине. Вот и Яков Петрович не может отделаться от мысли, что им движет какая-то роковая предопределенность. «Что ж это, колдовство, что ль, какое надо мной совершается?» — думает он про себя. Повсюду находит он следы таинственного заговора против себя, поведение окружающих кажется ему странным. «Уж не околдовал ли их кто всех сегодня, — думал герой наш, — бес какой-нибудь обежал! Непременно что-нибудь особенное должно быть во всем народе сегодня». Голядкин смотрит на сложившуюся ситуацию со своей колокольни, так сказать, изнутри. Но, любопытнейший момент, Достоевский как бы подыгрывает своему герою и излагает его историю в духе сказочного повествования, а уж там колдовство и чудеса обычное дело.

На протяжении поэмы Голядкин все время возвращается к дому Олсуфия Ивановича Берендеева. Фамилия эта символическая. Согласно преданиям, царь Берендей был одним из древнейших правителей в русской земле. Его подданные проживали в лесах, а сам он мыслился хозяином Русского Леса, человеческим воплощением бога лесов, или Лешим. Берендеев лес — заповедная территория, куда не так просто попасть. Таков и дом Олсуфия Ивановича. А кстати, что означает имя Олсуфий? В словаре русских имен его не приводят. Нам неизвестно также, откуда пошло оно. Может быть, его придумал и сам Федор Михайлович. Но для нас в данном случае важно не происхождение слова, а его значение. Или тот смысл, который придавал ему писатель. А в имени Олсуфий, на наш взгляд, Достоевский видел слегка искаженное прозвище «Лесофей» — «бог леса», «Леший». Оно идеально сочетается с фамилией «Берендеев».

Дальше еще интереснее! Леший в христианском понимании слуга Дьявола и обитает в преисподней. Значит, дом Берендеева служит в поэме символическим изображением того света, мира призраков и мертвых душ. Совершенно не случайно, что дом этот находится у Измайловского моста. В мифологической традиции мост соединяет тот и этот миры, по нему сказочный герой проходит, чтобы попасть в тридесятое царство. Примечательная особенность: в поэме Олсуфий Иванович произносит всего два слова, да и то в самом конце поэмы. Он вроде бы и есть, а вроде как и отсутствует. Как будто он призрак, но таким и должен быть обитатель потустороннего мира. Берендеев руководит актом передачи Голядкина в желтый дом, подавая команды окружающим — «Пора!», «Встанем». В силу этого развязка сочинения приобретает символический характер: наместник Дьявола на земле приказывает препроводить погибшую душу в одну из обителей земного ада. Дочь «Лешего» и предмет голядкинской страсти — Клара Олсуфьевна вообще не участвует в действии. Ее можно уподобить сказочной, «мертвой» царевне, ждущей своего героя. Упоминая, что в своих снах Голядкин переносился в тридесятое царство, Достоевский дает понять читателю, о ком мечтал по ночам его герой и какого рода были его сновидения. Важно добавить к этому, что двойник появляется как раз после посещения Голядкиным-старшим берендеевского дома. Как и положено, двойник (бес, демон или черт его знает кто) приходит с того света. Да и в департаменте Голядкин-младший занимает место покойника Семена Ивановича, что опять-таки указывает на его связь с миром мертвых.

Образ берендеевского дома-«леса» дополняет фигура самого почитаемого в нем гостя — начальника отделения Андрея Филипповича. Его прозвище — медведь, и оно тоже символично. По мифологическим канонам медведь — один из хозяев нижнего мира Вселенной. Считается, что он близко знается с нечистой силой, что он родной брат Лешему или подвластен ему как своему хозяину. Берендеев — статский советник, это чиновник достаточно высокого ранга даже для петербургского общества (пятый по старшинству в 14-ранговой табели). Андрей Филиппович же — старший из гостей, имеющий даже некоторое право на первенство. Скорее всего, он давний и близкий друг хозяина дома. Образу медведя присуща брачная символика, символика плодородия и плодовитости, представленная, в частности, в свадебном обряде, в любовной магии, в лечении бесплодия и т. п. И действительно, Андрей Филиппович вводит в дом жениха, своего племянника Владимира Семеновича. Существует по этому поводу и важная примета: если введенный в дом ручной медведь заревет посреди хаты, значит, в этом доме скоро будут петь свадебные песни, т. е. будет свадьба. Андрей Филиппович, правда, не ревет, а делает выговор Голядкину полушепотом, но нет никакого сомнения, что именно он с позволения Берендеева опекает молодых и направляет их к свадебному торжеству. Тем более что взбешенный голядкинскими выкрутасами «Андрей Филиппович ответил господину Голядкину таким взглядом, что если б герой наш не был уже убит вполне, совершенно, то был бы непременно убит в другой раз, — если б это только было возможно». Именно в берендеевском доме обнаруживается и очевидно для всех проявляется болезнь Голядкина, здесь же в него вселяется Черт, который в образе двойника будет потом преследовать его.

Итак, «Двойник» задумывался и создавался как своеобразная колядка, колдовская история о путешествии Якова Петровича в мир мертвых душ. Это произведение продолжало традицию великих поэм мировой литературы — «Энеиды», «Божественной комедии» и «Мертвых душ». Поэтому Достоевский и определил ее как поэму. В ней можно найти ряд параллелей с гоголевскими персонажами. Слуга Голядкина — Петрушка, как и у Чичикова, его столоначальник — Антон Антонович Сеточкин — своим именем, отчеством и фамилией напоминает городничего Сквозник-Дмухановского из «Ревизора» (где сеточки на окнах, там сквозняк), а доктор, пользующий Голядкина, — Крестьян Иванович Рутеншпиц, — имеет прообразом уездного лекаря Христиана Ивановича Гибнера из той же комедии. Причем забавно, что Достоевский произвел фамилию своего героя из слова «шпицрутен», переставив местами составляющие его половинки. Доктор Шпицрутен, заметим, звучит не менее смешно, чем лекарь Гибнер! На приеме у генерала, добавим, появляются господа Бассаврюковы, «хорошая дворянская фамилья, выходцы из Малороссии». Басаврюк же — герой повести «Вечер накануне Ивана Купала», и был он, по всеобщему убеждению, «сатана, принявший человеческое обличье». В общем, опять как-то ненароком выскакивает тема ада и черта.

На первый взгляд может показаться, что Достоевский в известной степени дурачится, наполняя свое сочинение прототипами от Гоголя. Но если это и верно, то лишь отчасти. Как и в случае с несколькими восклицательными знаками, писатель дает повод читателю лишний раз напрячь извилины. Есть в его поэме еще одна бессловесная душа, загадочная дама по имени Кародина Ивановна. В доме, в котором Яков Петрович Голядкин в свое время квартировал, она служила «кухмистершей». И вот кто-то пустил по городу сплетню, будто Голядкин вместо уплаты долгов за обеды предложил Каролине Ивановне руку и уже дал подписку жениться. Слухи об этом расползлись по всему городу, благовоспитанное общество единогласно осудило поведение Якова Петровича. В частности, его бывший сосед, Нестор Вахрамеев, тоже столовавшийся у кухмистерши, в своем письме уведомляет нашего героя, что разрывает с ним всяческие связи ввиду обиды, нанесенной им Каролине Ивановне, «которая всегда была благонравного поведения, а во-вторых, честная женщина и вдобавок девица, хотя не молодых лет, но зато хорошей иностранной фамилии». Голядкин же видит вокруг себя заговор, чертовски закрученную интригу, и думает про себя: «Я всегда подозревал, что вся эта интрига неспроста и что во всей этой бабьей, старушьей сплетне непременно есть что-нибудь; то же самое я и Крестьяну Ивановичу говорил, что, дескать, поклялись зарезать, в нравственном смысле говоря, человека, да и ухватились за Каролину Ивановну». Его несказанно возмущает то, что кто-то представил его намерения по отношению к известной особе более чем серьезными.