Эльфийский корабль - Джеймс Блэйлок

В один из этих дней они миновали Ивовый Лес. Как и прежде, городок стоял пустой и разрушенный, сваи пристани торчали из зеленых вод Ориэли, а за ними виднелся разрушенный сарай для лодок.

– Как насчет того, – спросил Джонатан, – чтобы пристать и проведать волшебника Майлза? Может, он нам как-нибудь поможет.

– Думаю, мы будем полными идиотами, если пристанем хоть где-нибудь, – тут же возразил Эскаргот. – А кроме того, волшебник Майлз не останавливается надолго в одном месте. Скорее всего, с тех пор как вы видели его в последний раз, он уже ушел далеко-далеко.

– Он прав, – заметил Профессор Вурцл. – В конце концов, его все это не касается. И он, видно, занимается своими делами. Было бы слишком неразумно распространяться о наших планах.

– Верно, – согласился Джонатан. – Правда, он симпатичный парень, и, думаю, было бы приятно встретиться с ним опять. Но нам нельзя даром терять время.

И они не стали причаливать к берегу и останавливаться на пристани Ивовый Лес, а отправились дальше.

За эти три дня мимо них дважды проплывали плоты в сторону побережья. Первый, очевидно, был пуст – на палубе никого не было и никто не сидел на румпеле. Видимо, поэтому плот несся по течению боком. Дули дико закричал, когда он чуть не столкнулся с ним, надеясь, что кто-то, может быть, просто решил прикорнуть в шалаше на палубе. Но если даже кто-то и был там, он явно не собирался вылезать на чьи-то крики – и в ответ Дули не услышал ничего, кроме молчания. На втором плоту наблюдалась чуть большая активность. У руля с равнодушным видом сидел человек, у которого была длиннющая борода, а второй лежал на палубе и дремал. Из трубы, торчащей из крыши небольшого тента, установленного посередине палубы, поднимался дымок – вероятно, кто-то был и внутри, готовил еду или просто топил печку.

Дули опять закричал, но рулевой лишь бросил на него угрюмый взгляд, который отнюдь не располагал к улыбке и веселью. На нем была одежда мрачных, темных тонов, а на голове – широкополая шляпа размером с колесо телеги. В какой-то момент Джонатану подумалось: а не сострить ли ему насчет “трупного окоченения”? Но плот носил следы такого запустения и разрухи, а у рулевого был настолько отрешенный и фанатичный взгляд, что вряд ли можно было рассчитывать на успех шутки. Этот парень, казалось, только и ждал подходящего момента, чтобы сойти с ума, – видно, он относился к тем, кого в трудной ситуации лучше всего оставить в покое.

Второго декабря днем путешественники обнаружили, что они быстро приближаются к Лесу Гоблинов, а следовательно, и к Высокой Башне. Вечером они встали на якорь посередине реки, выбрав место, где она имела наиболее широкое русло, – всего в нескольких милях от Леса. Они опасались, что окажутся рядом с ним ночью, и поэтому не стали плыть пока дальше, решив, что дождутся утра. Тогда, если повезет и будет попутный ветер, они на всех парусах и крутя гребное колесо смогут быстро пройти опасный участок при свете дня. Если только, конечно, отправятся в путь достаточно рано.

Становилось все холоднее, как будто осень всерьез надумала уходить, ведя за собой зиму. Путешественникам казалось, что с каждой пройденной милей температура воздуха опускается по крайней мере на градус. Утром друзья обнаружили, что крыша рубки и вся палуба покрыты инеем. Когда не нужно было крутить педали или сидеть у руля, вся команда собиралась в рубке и грелась у огня, весело потрескивавшего в печке. Ахав всегда был готов выскочить наружу, если кто-то направлялся к двери, но еще больше он был готов броситься обратно после недолгого пребывания на воздухе. Только Эскаргот, казалось, забыл о холоде и большую часть времени проводил на палубе – “дышал воздухом”, как он любил говорить.

Пару раз путешественники обсуждали свои цели, хотя эти обсуждения мало что давали. Джонатана немного раздражало, что у них вообще есть какая-то цель. Его единственной целью был городок Твомбли, и у него в запасе оставалось всего три с половиной недели – ведь он должен был прибыть домой до Рождества. Той ночью, когда они стояли на якоре ниже Леса Гоблинов, он решил обязательно обсудить все дальнейшие планы, поскольку Эскаргот, очевидно, полагал, что все они должны принять участие в какой-то безумной осаде замка на Гряде У Высокой Башни.

Когда вечером они забрались в рубку и принялись за остатки форели с картошкой, которую ели на обед, Джонатан заговорил.

– Ну, – сказал он, отделяя рыбные кости от мяса, – послезавтра мы должны быть у Высокой Башни. Что вы намерены делать, Эскаргот?

– Все очень просто, как эта форель, – произнес Эскаргот, подцепляя за плавник кусок пучеглазой рыбины и покачивая ею. – За милю от города на реке есть заводь. В похожей заводи у Стутона мы по собственной глупости встали на якорь. На карте она есть. – Эскаргот указал рыбьей головой в ту сторону, где лежала карта Твикенгема. – Ее называют Заводью Хинкла, хотя это не имеет особого значения. Как-то мне пришлось скрываться там несколько лет назад. Три дня я бродил в этой проклятой чаще, питаясь засохшими кореньями, и мне еще повезло, что у меня были хотя бы они. Насколько я помню, эта заводь в длину ярдов тридцать-сорок. И сейчас там должна быть достаточно высокая вода. Мы запрем все наши вещи в рубке, закроем ставни, наломаем веток, прикроем ими плот и отправимся в город окольным путем, чтобы узнать царящую там обстановку.

Джонатану очень не понравилось все это. Ему всегда больше нравилось соглашаться с предложениями, но здесь был не тот случай – сейчас требовалось сказать прямо то, что думаешь.

– Если честно, – начал Джонатан, – то мне почему-то кажется, что меня, Профессора и Дули втягивают в какое-то дело без нашего согласия. Нас заставили поверить в то, что мы просто должны доставить вас в Высокую Башню, а сами отправляться дальше. Если нам повезет, мы прибудем в городок Твомбли за неделю до Рождества. Если же мы, как вы предлагаете, оставим плот без присмотра в Заводи Хинкла, то, вернувшись, скорее всего обнаружим, что его опять захватили гоблины, которые отправятся вниз по течению и по дороге съедят вместе с рыбой и медовые пряники. Поэтому единственное, что я могу сказать, – все эти дела с украденными часами никого из нас не касаются.

Эскаргот ответил не сразу. Он закрыл ставни и снял свой плащ, очевидно понимая, что любому трудно вести серьезный разговор с человеком-невидимкой. Затем он разжег трубку и долго пыхтел ею, пока она не разгорелась, как дровяной склад во время пожара.

– Вам не повезет, – наконец произнес он, глядя на Джонатана. – А все это дело, неважно, связано оно с часами или нет, – это и вашедело. И вы не встретите Рождество, если не сделаете этого.

Голос Эскаргота нисколько не был угрожающим; он произнес все это сухо, и потому его слова произвели на Джонатана гораздо больший эффект. Он уже был готов разозлиться. Профессора же это заявление не убедило нисколько, он сидел, погрузившись в свои мысли. А Эскаргот тем временем продолжал:

– И нам понадобится ваш прибор для поиска этих проклятых часов. Кто знает, где он их хранит. Может, у себя в кармане, а может, в комнате на втором этаже. А может быть, в стене башни, в тайнике. Даже если я просто приду туда и оглушу чем-нибудь тяжелым этого гнома, я вряд ли наткнусь на часы. Даже не стоит и затевать все это без прибора.