Орден костяного человечка - Андрей Буровский

Приятно было выйти на свежий ветер, сесть в давно поданную машину… особенно постоять на ветру. Ехать по этой ужасной дороге уже было не так замечательно, потому что рессоры все время скрипели, машина накренялась то на один бок, то на другой, а скорость оставалась черепашья. Впрочем, и на такой скорости Кислотрупов обгонял бредущих пешком мужиков; мужики сдергивали шапки, кланялись, вызывая почему-то злобное желание вспоминать, как весной сбегались всей деревней, так же вот сдергивали шапочки, кланялись, просили взять в экспедицию, а уж они…

Еще бы! В экспедиции платили по полтиннику в день, а в обед к тому же и кормили. Поработал неделю — три рубля! Это когда же колхозник имел такие деньжищи?! И где?! Вот и сбегались мужики, приходили со своим инструментом — лопатами и кайлами, готовы были приходить и с тачками, но тачки с обитыми железом колесами закупил Мордюков. А мужики, понятное дело, пришли бы с тачками без обитых железом колес.

Покорные люди, очень полезные люди, а все-таки злоба поднималась от вида этих уныло бредущих, от воспоминаний, как бежали и нанимались. Потому что не сделали ведь ничего! Не сдюжили главного, не выполнили задания партии и правительства!

Первый месяц он так же вот ехал мимо бредущих людей — а поля были вокруг черные, голые, степь жухлая, без зеленой травы. Потом поля меняли цвет от нежно-салатного до темно-зеленого, а степь покрывалась высокой желто-зеленой травой. Теперь вот поля и степь стали одинаковые, желтые, и разница только в том, что степь такой и уйдет под снег, а полям предстоит еще стать опять черными.

Приятно вспоминать, сколько сулил он до раскопок — Большой Салбыкский курган: диаметр его насыпи до раскопок превышал 200 метров, высота достигала 11 метров. Курганная оградка 60x60 метров была сделана из камней весом порядка 8–10 тонн, а вес угловых камней и камней у входа, ворот, — 30–40 тонн.

Страшно вспоминать, что ведь и у этого была глубокая воронка в верхней части — засыпанная грабителями или постепенно закрывшаяся сама собой от действия ветра и воды грабительская дудка.

Такие дудки видны были у всех курганов, а у этого вроде слабее… Или это так казалось, что слабее?

— Не может ли быть тут ошибки? — скрипел Мордюков, и уже тогда, весной, обливался холодным потом Кислотрупов, в глубине души понимая — ошибка тут очень даже может быть! Все курганы Салбыкской долины ограблены еще в древности и в Средневековье. Нельзя выбрать неграбленый курган, если они все давно ограблены. Если нет курганов без грабительской дудки. Но в этом кургане она хотя бы не такая заметная, а курган самый большой изо всех…

Не было дня, когда бы не появлялись у Кислотрупова страшные ожидания, когда бы не лился у него холодный пот вдоль позвоночника. В июле как-то стало получше, когда муравейник рабочих снял, унес прочь огромную насыпь, обнажил колоссальные камни. Землю набрасывали в тачки лопатами, увозили по настилам из досок; как ни далеко отвозили землю, на каком большом пространстве ни раскидывали ее, а местность немного поднялась.

Ну не могло же статься, чтобы такая спорая работа, такой масштаб раскопок и не окупились ничем!

…Но вечером Василий Сергеевич вспоминал кабинет, в котором ему давали инструкции, его обитателя, и засыпал долго, в холодном поту и с сердечными перебоями. А по ночам снились сны… Каждую ночь Василий Сергеевич просыпался в холодном поту и порой начинал всерьез бояться, что не выдержит сердце — независимо от результата раскопок.

Уже возле камней курганной оградки находили скелеты людей; положенные на спину, покойники лежали вместе со своими нехитрыми вещами: топорами, бронзовыми ножами, шильями, наконечниками стрел. Костяные диадемы украшали черепа похороненных, в изголовье каждого из них стояли два сосуда — наверное, с погребальной пищей и питьем.

Наверное, это были стражи, которые должны были охранять курган снаружи.

— Что-то вроде внешней охраны, — с пониманием произнес Мордюков, и впервые на его лице мелькнуло что-то похожее на уважение. «Смотри-ка! Интеллигент, а знает свое дело!» — так читал Кислотрупов его выражение.

До чего заколотилось сердце, когда начали раскапывать дромос — наклонный спуск-вход в погребальную камеру. Дромос высотой в 2 метра вел в саму погребальную камеру. В дромосе нашли скелеты двоих мужчин. Один лежал вытянуто на спине, второй — вытянуто на животе. Наверное, это были положены стражи, которые должны были караулить вход в погребальную камеру.

Стражи не выполнили своего обязательства, потому что погребальная камера оказалась полностью ограбленной. Не было найдено даже костей скелетов тех, кто должен был покоиться в погребальной камере, — квадрате 5x5 метров, глубиной 1,8 метра. Наверное, когда грабители проникли в погребальную камеру, они вытащили скелеты… или еще свежие трупы, как знать? И ограбили их наверху. Или грабители оставили дудку, не стали ее закапывать, и лисицы проникли вглубь кургана, растащили человеческие кости.

С точки зрения науки, это все были пустяки — курган раскопан, уникальные данные получены. А с точки зрения политики?! Получается, нет и на сегодня того, за чем снаряжали экспедицию: кургана, который отражал бы могущество и величие государства древних скифов — одного из народов СССР, жившего еще до советской власти! Не было «изюминки», погребения с золотыми и серебряными украшениями, с десятками килограммов золотой утвари, как в курганах Чертомлык или Солоха, раскопанных буржуазными учеными в царское время. Что важнее — какие-то бумажки с записями (да и вел их Кислотрупов не очень старательно), какие-то планы раскопов (и их вел Кислотрупов не очень хорошо) или золотые изделия?! Которые сразу же усиливают мощь государства, потому что их можно продать, перечеканить, переплавить…

И вот всего этого — нет. Нет того, за чем его послали. Расставляя людей по работам, Кислотрупов думал с ужасом: вот, пошли последние дни на кургане… Еще дней пять — пора сворачивать работы. И… что тогда?!

Прислонившись к нагретому камню, наблюдал за людьми Мордюков. Он и правда был специалистом по Азии… Своеобразным, узким, но специалистом. Еще молодым он очищал Среднюю Азию от ее патриотов — басмачей. Он очищал Маньчжурию от страшных людей — от русских белогвардейцев, не желавших жить в Стране Советов, подчиняться товарищу Сталину.

Он привык не суетиться, не метаться, как эта долбаная интеллигенция. Все равно ведь все решится, все свяжется само собой, и не этими суетливыми дурачками. Чего они носятся, как дерьмо в проруби? Вот и этот — суетится, мечется куда-то… Что метаться? У Мордюкова большой опыт, он не позволит обидеть Кислотрупова. Ему приказано, и он сделает все, как велели.

А прикажут иное — и он выстрелит Кислотрупову в затылок или сначала допросит его, чтобы узнать, кто еще предавал нашу советскую Родину, кто разделял с ним нехорошие, немарксистские взгляды? Будет всегда то, что прикажут, — а этот дурак мечется и мечется…

Вытаскивая папиросу, Кислотрупов подошел к верному ординарцу.

— Вы знаете, Мордюков… Меня раздирают сразу два очень сильных чувства… Меня мучит интерес профессионального ученого, и прямо-таки злоба… Натуральная злоба…