Трагедии Севастопольской крепости - Александр Широкорад

В следующие дни противник сражался внутри батареи, пуская в ход подрывные заряды, бензин и горючие масла (в башенные установки им предварительно было подвезено около 1000 кг взрывчатки и 1000 л горючих материалов). Перебежчики выдали расположение устройства батареи. В западной башенной установке 20 июня произошел взрыв, стоивший жизни трех саперов. Из-за сильных пожаров и дыма ворваться внутрь установки не представлялось возможным. Первый батальон 173-го саперного полка 22 июня был заменен третьим батальоном 22-го саперного полка. Для обороны гарнизон взорвал резервный выход; в тех же целях постоянно сжигались дымообразующие смеси и масла. Командир батареи, выползший 25 июня через водосток, на следующий день был захвачен в плен. Ударная группа 26 июня ворвалась внутрь блока и захватила еще 40 пленных. Большая часть гарнизона погибла от взрывов или задохнулась в дыму. Скопление легковоспламеняемых материалов в ходах сообщения способствовало распространению пожаров. Бронированные двери в местах взрывов были продавлены, а в других местах так деформировались от взрывной волны, что дым мог проникнуть во внутренние помещения. Железобетонные конструкции пострадали от взрывов незначительно»{101}.

В дальнейшей судьбе командира батареи № 30 Александера много неясного. Приказом Управления кадров ВМФ № 00337 от 6 октября 1942 г. он исключен из списков начсостава ВМФ как пропавший без вести в Севастопольском оборонительном районе. После визита в 1992 г. в Севастополь германских военных историков, возглавляемых доктором H.R. Neuman, в Севастополь из Германии были присланы копии документов разведывательного отдела штаба 11-й армии и 647-й группы тайной полевой полиции, из которых следует, что командир 30-й батареи майор Георгий Александер был захвачен в плен 27 июня 1942 г. и после допроса расстрелян как партизан (в документе дословно сказано: «…был захвачен в штатской одежде, имея при себе оружие, и хотел прорваться к партизанам»). Дата и место расстрела в документах не указаны, но, судя по датам составления документов, не позднее 26 июля того же года.

Недавно мне в руки попал уникальный документ — «Справка из Центрального Военно-морского архива», подписанная 19 марта 1999 г. начальником архива капитаном 1 ранга С. Тарасовым. Там приведена ксерокопия допроса краснофлотца Шаринова. Последний служил на батарее № 30, затем попал в плен, бежал и 5 сентября 1943 г. был допрошен начальником 6-го отдела ОКОС Черноморского флота подполковником Деркачевым. Прошу извинения у читателя за излишние подробности, но когда речь идет о персоналиях, лучше давать побольше ссылок, чтобы не иметь потом неприятностей от обиженных лиц.

Шаринов показал: «10 июня, приблизительно в 9 часов утра, когда была прервана телефонная и радиосвязь, противник количеством до трех рот ворвался на командный пункт батареи и занял нашу высоту после ожесточенного боя. Но сам КП, то есть боевая и радиорубка, взяты не были. Противник начал взрывать двери КП, но это не дало никаких результатов.

Часов около 12 я и командир батареи майор Александер спустились в центральный пост нашей батареи, который находился на 40 м ниже КП. В это время противник подложил фугас под боевую рубку и взорвал ее. Во время взрыва погибли: помощник командира батареи капитан Окунев. начальник связи младший воентехник т. Пузин и два краснофлотца.

Но и после взрыва противник побоялся войти в боевую рубку. Командир, комиссар батареи старший политрук Соловьев и я направились на батарею. Майор приказал мне во что бы то ни стало восстановить связь с КП дивизиона при помощи радистов 57-го артиллерийского полка, которым командовал подполковник Филимонович. Связь была восстановлена, но только односторонняя, то есть нам были слышны все рации Севастополя, а нас никто не слыхал. Это не дало никаких результатов. В это время батарея была окружена противником, который уже подбирался к брустверу. Командир батареи вышел в боевое отделение 1-й башни и уцелевшим одним орудием и последними тремя фугасными снарядами уничтожил три тяжелых танка противника. На бруствере в это время занимала позиции по обороне суши рота командира 1-й башни старшего лейтенанта Теличко (куда делась эта рота со своим командиром, нам по сей день неизвестно). Факт то, что противник ворвался на бруствер и начал взрывать башни. От первых же взрывов погибло около 15 человек личного состава.

После этого последовал приказ командира батареи всем оставшимся прорваться из окружения и идти на Севастополь, но из этого ничего не вышло, потому что противник блокировал двери, на которых установил пулеметы, автоматчиков, несколько противотанковых пушек и два прожектора.

Несколько раз личный состав во главе с командиром батареи пытались вырваться с массива, но это не дало никаких результатов. Тогда комиссар т. Соловьев собрал политсостав батареи и после короткого совещания весь политсостав (за исключением секретаря партбюро, который был оставлен комиссаром батареи) во главе с комиссаром выскочили с массива. Приблизительно через полчаса к нам приполз обратно комиссар, который был ранен двумя разрывными пулями. (Судьба остального политсостава, который пытался прорваться с комиссаром, неизвестна, есть предположение, что они все погибли.) После всех этих попыток командир батареи собрал в коридоре массива весь личный состав и сказал: «Осталось одно — умереть, но не сдаваться противнику». Весь личный состав ответил одним словом: «Умрем!»

Командир отдал приказание взорвать батарею, но было уже поздно. Противник во время взрывов башен повредил кабели, и поэтому взорвать батарею было невозможно. Все это время противник продолжал рвать башни. После каждого взрыва гибло 15—20 человек, ждали очередного взрыва, знали, что еще будут гибнуть люди, каждый ждал своей очереди, но сдаваться не пошел ни один человек. Умирали, но не сдавались, а командир батареи, я и лейтенант Шорохов продолжали искать пути спасения для личного состава. И вот после четырех дней пребывания в таком положении командир части решил прорваться с оставшимся личным составом (приблизительно 45 человек команды, краснофлотцев и 5 человек женщин) в центральный пост, который находился в 800 м от батареи и на который можно было пройти по потерне. После моей разведки, во время которой было установлено, что противника в центральном посту нет, мы с оставшимся личным составом начали пробираться в центральный пост. Когда мы спустились к потерне, противник пустил газ СО, от которого погибло 22 человека. Итак, нас осталось 23 человека: командир батареи, я, лейтенант Шорохов, командир 2-й башни, который был ранен, 4 девушки, секретарь партбюро военврач 3 ранга и 14 краснофлотцев. Мы были в очень тяжелом положении, продуктов нет, воды нет, свежего воздуха также нет. (Я уже упоминал, что центральный пост находился под землей на 40 м.) Но все же духом не падали, искали выход из создавшегося положения, в этом нам помогла большевистская настойчивость. Я и замполит Туляев решили разобрать вентиляционную трубку и попытать счастья выйти через нее. Разобрать мы ее разобрали, но противник услыхал и пустил туда горючую смесь. От этого воздух у нас стал еще сгущеннее, и дышать стало еще тяжелее. Это было 15 июня. После этой попытки и последовавшей за ней неудачи мы не пали духом, а продолжали поиски.

И вот 16-го июня, вечером, я и лейтенант Шорохов во время осмотра потерны решили рыть туннель с потерны в сторону караульного помещения. Предложили командиру батареи, он дал свое согласие. Распределили людей натри смены и начали рыть. (При помощи штыков с самозарядных винтовок.) Работали круглыми сутками, не переставая. Я и секретарь партбюро посменно охраняли подступы к этой туннели. Приходилось по 12 часов в сутки сидеть на цементном полу в потерне, в которой была вода, доходившая до 15 см. И вот в одну из моих смен фрицы, рассчитывая на то, что они отравили всех оставшихся газами СО, решили пройти с батареи на командный пост по потерне. Эта прогулка им стоила 15 человек убитыми.