Красная Волчица - Лиза Марклунд

На улице начался снегопад. Мокрые снежинки падали с грязно-серого неба Аннике на лицо, стоило только поднять голову. Все звуки казались приглушенными на полтона, давили на барабанные перепонки глухо и фальшиво.

Она торопливо шла сквозь снегопад, оставляя на асфальте мокрые следы.

Вход в стокгольмское полицейское управление находился в доме 52 на Берггатан, в двухстах метрах от ее дома. Она остановилась у электрифицированных ворот, нажала кнопку телефона для посетителей, и ее пропустили в длинный коридор, ведущий к двери здания.

— Фотографии еще не получены, будь так любезна, посиди и подожди несколько минут.

Анника села на один из стоявших вдоль стены стульев, с трудом сглотнула и изо всех сил постаралась не чувствовать себя несчастной.

Все паспортные фотографии в Швеции доступны для всеобщего пользования и выдаются гражданам по первому требованию. В риксдаге обсуждается вопрос об ограничениях, но окончательное решение пока не принято.

«Я не должна никому ничего объяснять, — подумала она. — Я не должна ни перед кем извиняться».

Она получила конверт и, не помедлив ни секунды, вскрыла конверт и, повернувшись спиной к полицейским, сидевшим за окошком, вытряхнула из него фото. Ей не терпелось узнать, была ли она права.

Да, это была она.

Теперь в этом не могло быть никакого сомнения.

София Гренборг.

Ее муж болтается по Стокгольму и целуется с Софией Гренборг.

Она сунула фотографию в конверт и пошла домой, к детям.

Маргит Аксельссон всю свою сознательную жизнь верила в присущую человеку творческую силу. Маргит была убеждена, что творчеством можно повлиять на любого человека, надо только приложить волю и старание.

В молодости она верила в мировую революцию, в то, что массы должны освободиться и сбросить оковы империализма под хвалебные песни всего мира.

Она выпрямилась и окинула взглядом зал.

Теперь она знает, что влиять на человечество можно и в большом и в малом. Она сознавала, что вносит свой посильный вклад своей работой, воспитывая детишек — их коллективное будущее, перед которыми ответственны не только все, но и лично она, здесь, в керамической мастерской Питхольмского народного дома.

Руководители образовательного объединения рабочих всегда считали, что скудость ресурсов общества можно компенсировать в студиях, активной культурно-воспитательной работой и собственным примером самоотверженности. Именно это Маргит называла справедливым отношением к образованию и культуре.

Студийные кружки были школой демократии. Деятельность их оплачивалась из добровольных пожертвований ради того, чтобы человек имел возможность и желание развиваться, влиять на свою судьбу и учиться брать на себя ответственность, чтобы каждый человек стал источником творчества.

И Маргит видела, как и молодые, и старые постепенно втягивались в это благородное дело. Учась обращаться с глиной и глазурью, они одновременно учились верить себе, с пониманием относиться к чужому мнению, учились влиять на то, что происходило в окружавшем их обществе.

Она вспомнила об этом, стоя возле своей скульптуры.

Она преодолела ошибки молодости всей своей последующей жизнью. Ни одного дня не проходило без того, чтобы ее душа не содрогалась от последствий ее поступка. Но время затянуло рану новой кожей, жизнь и работа как целебная повязка покрыли ее вину. Но в иные дни она не могла заставить себя подняться с постели, так кружилась голова от осознания собственной порочности.

Но те дни все дальше и дальше отодвигались в прошлое, тонули в тени пролетевших лет. Все же она понимала, что вина гложет и изнашивает ее, она знала, что эта вина, которую она носит в себе, в один прекрасный момент лишит ее жизни. Она думала не только о своем ожирении, о булимии, поражавшей ее в особенно тяжелые часы, но и о тревоге, подтачивавшей ее психику, тревоге, с которой она была не в состоянии бороться. Она часто болела, лишившись из-за своих переживаний остатков иммунитета.

И вот теперь он вернулся.

Все прошедшие годы он снился ей в страшных снах, она частенько лихорадочно озиралась в темных переулках — ей казалось, что он крадется за ней. И вот теперь он и в самом деле здесь.

Но в действительности она отреагировала на его появление не так уж бурно.

Она не кричала по ночам, не падала в обморок. Правда, у нее немного участился пульс и усилилось головокружение. Она опустилась на стул, держа в руке желтого дракона, его отвратительный, ребяческий сигнал — сигнал о том, что они должны собраться в старом месте их встреч.

Она знала, что он будет ее искать. Он хотел чего-то большего, нежели провести встречу. Желтый дракон был лишь напоминанием о том, что призрак страшного зверя ожил. Он уже связался с Черной Пантерой, она знала это, потому что Пантера позвонил ей — впервые за прошедшие тридцать лет — и рассказал все, спросив, как она относится к возвращению Дракона.

Вместо ответа, она просто положила трубку. Не сказав ни единого слова, она положила трубку и выдернула телефонный шнур из розетки.

Никто и никогда не исчезает бесследно, подумала она и посмотрела на скульптуру, которая никогда не будет закончена — дитя с козочкой и их таинственное общение, лежащее в основе мироздания, происходящее без слов и жестов, однако создающее понимание и интуитивное чувство. Маргит никак не могла воплотить это в образе, и сейчас уже не было смысла продолжать.

У нее сильно болела спина, но она, превозмогая себя, накинула на работу тяжелый мокрый войлок — чтобы глина не высыхала и не растрескивалась, потом закрепила ткань ремнями. Маргит сняла фартук, повесила его рядом с остальными и через комнату с печью для обжига прошла к умывальнику, чтобы смыть с рук глину. Потом она проверила, хорошо ли ученики укрыли свои работы. Готовые скульптуры тоже не должны сохнуть слишком быстро. Оглядевшись, она убрала на место валики и рейки, положила в печь дрова для завтрашнего занятия, оставив мастерскую в полном порядке для следующей группы.

На пороге она остановилась и вслушалась в тишину. Как и всегда по четвергам, она уходила из здания последней. Обе акварельные группы и мореходный класс обычно никогда не задерживались позже половины десятого.

Маргит переобулась, надела пальто, вышла из зала, закрыла дверь и, выбрав из гремящей связки нужный ключ, заперла дверь на замок.

Коридор был тускло освещен несколькими лампочками, в углах виднелись черные тени.

Она подумала о темноте. Она боялась темноты и до того события на военно-воздушной базе, но после него, после криков и вспышки пламени во мраке, все ночи стали страшными и угрожающими.

Она пошла к выходу мимо помещения для лепки, слесарной мастерской и модели железной дороги. Дойдя до конца коридора, она осторожно спустилась по скрипучей лестнице, миновала кафетерий и библиотеку. Проверила все двери, закрыла и заперла их.