Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук

На время место Домиции как ведущей леди империи было занято племянницей императора, Юлией Флавией. Теперь ей уже было около восемнадцати и она имела опыт публичного внимания. Так как ее отец, Тит, после отъезда Береники из Рима так и остался неженатым, Юлия служила образом женщины на его монете — изображенная в виде богини Геры, самой популярной ролевой модели для имперской женщины. Сохранившиеся скульптуры демонстрируют ее щегольски завитую головку с кудрями, какие носили другие знатные дамы ее поколения, но официальный портрет на монете имеет гораздо более скромную прическу, напоминающую некоторые более поздние профили Ливии, — реверанс Флавиев в сторону почитаемой первой императрицы Рима.[583]

По достижении зрелости Юлия Флавия должна была выйти замуж за своего двоюродного брата Флавия Сабина, но эта партия не состоялась — если верить записям Светония, по воле ее отца.[584] Когда Юлия Флавия была еще маленькой девочкой, Тит потребовал от младшего брата развестись с Домицией и взять взамен в жены Юлию Флавию, надеясь этим укрепить династию Флавиев. Домициан резко отверг предложение — возможно, из-за страстной любви к Домиции, хотя горький прецедент женитьбы Клавдия на своей племяннице Агриппине Младшей тоже мог быть причиной отказа.[585] После изгнания Домиции в 83 году и вступления Юлии Флавии в роль спутницы своего дяди стало неизбежным появление как раз тех сплетен, которых Домициан хотел бы избежать. Детали этой истории туманны и противоречивы, но ясно, что они жили «как муж и жена, не особо стараясь это скрывать».[586] Муж Юлии Флавии, Флавий Сабин, был казнен императором за государственную измену — и люди говорили, что Юлия теперь оказывает особое политическое влияние на дядю.[587]

Но всего через год Домиция вернулась. Толпы, регулярно собиравшиеся на улице, требовали возвращения императрицы — то было эхо народных протестов против Юлии во 2 году до н. э. и в поддержку Клавдии Октавии после ложных обвинений, выдвинутых против нее Нероном в 62 году. Однако на этот раз результатом стало то, что Домициан, возможно, ища способ прекратить слухи о нем и племяннице, решил помириться с женой. Юлия Флавия осталась на Палатине, но впоследствии умерла — примерно в 87 или 88 году, в возрасте около двадцати двух лет. Поговаривали, что это случилось в результате неудачной попытки аборта, который ее заставил сделать отец ребенка, Домициан.[588]

Эта неприглядная картина инцеста и предательства странно сочетается с последующим обожествлением Юлии Флавии по указанию Домициана, когда на монетах поместили изображение ее, уносящейся в небо на спине павлина.[589] Позор, который когда-то заставлял императоров Августа и Тиберия быть столь осторожными по причине обожествления их женщин, явно больше не считался позором; дочь Веспасиана Домицилла, которая не дожила до момента, когда ее отец стал императором, также была удостоена чести быть изображенной в виде богини на монете.[590]

Но история о том, что Юлия Флавия уничтожила ребенка от своего дяди, не желала уходить в тень. Ювенал, обиняками описывая эти события всего лишь несколькими годами позднее, сокрушался о лицемерии тех, кто проповедует мораль, а сам ведет себя аморально, прелюбодействует сам — и при этом декларирует возрождение морального законодательства Августа:

Из тумана домыслов выступает один ясный факт. Судьба Юлии Флавии красноречиво доказывает, что священные почести женщинам императорской семьи стали оказываться уже не из-за личных деяний, а стали рутинным обрядом, имеющим целью прославить правящего императора. Более того, они вполне могли сочетаться с трагической судьбой и жестоким обращением. Однако здесь важна была поддержка, которую женщина могла оказывать образу императора в общественном сознании, — находясь под рукой и являясь легко заменяемой фигурой, мелким игроком в большой истории, которая постоянно грозила поглотить ее.

Последнее десятилетие правления Домициана было бурным, испорченным постоянными столкновениями с Сенатом, которого раздражал автократический стиль управления императора и его требования титуловать себя «Господин и Бог», а также многочисленные казни политических оппонентов. Среди казненных оказался и консул 95 года Флавий Клеменс, муж племянницы Домиции, Флавии Домициллы, — его обвинили в атеизме. Саму Флавию Домициллу добавили к длинному списку имперских женщин, сосланных на Пандатерию, где она и умерла. Позднее христианская церковь объявила ее сторонницей христианства, а Римско-католическая церковь даже провозгласила святой (хотя это причисление к лику святых было отозвано в 1969 году).[592]

Перед лицом растущей угрозы паранойя Домициана стала настолько сильной, что, как говорят, она заставила его устроить в своем дворце зеркальные стены, чтобы он мог видеть приближающихся сзади врагов. В конце концов у его придворных родился настоящий план убить его. Некоторые считали, что его жена Домиция знала о заговоре. Один источник определенно заявляет, что императрица начала бояться за собственную жизнь, и, случайно обнаружив «лист смерти», подписанный ее мужем, — список тех, кого он планировал убрать следующими, — сообщила об этом намеченным жертвам, которые составили свой план убийства. Императора закололи до смерти в его спальне 18 сентября 96 года.[593]

Домициан был последним из Флавиев. Они с Домицией не имели детей, чтобы продолжить семейную линию. После его смерти тело передали заботам старой няньки семьи, Филлис, которая кремировала его в своем саду на виа Латина и тайно перенесла пепел в храм предков Флавиев, который Домициан построил как семейный мавзолей на месте дома, где он родился на улице Гранатового дерева, на холме Квиринал. Филлис решила смешать его пепел с пеплом его племянницы Юлии Флавии, которую она тоже вырастила с младенчества.[594]