Лик Девы - Сергей Пономаренко

Жрица Вела углубилась в чащу, на первый взгляд непроходимого колючего кустарника, начинающегося сразу за храмом, но за которым оказалась потайная тропа. По ней Вела стала подниматься в горы. За ее спиной крики становились глуше, а зарево пожара все разрасталось. Вдруг она услышала шум бегущего человека, страх на мгновение парализовал ее, но, пересилив себя, она выхватила кинжал и приготовилась обороняться. Увидев бежавшего, Вела вздохнула с облегчением и спрятала кинжал. Это был молодой воин Ферал, в порванной, со следами крови одежде, с обнаженным мечом в руке. Увидев Велу, он остановился, а та заботливо поинтересовалась — не ранен ли он?

— Нет, это кровь врагов, — с гордостью ответил Ферал.

Вела обрадовалась, что теперь она не одна. За непродолжительное время нахождения в селении, она не выходила за его пределы, совсем не знала прилегающей местности и не представляла, куда теперь идти. Спеша, как можно подальше уйти от гибнущего селения тавров, Вела на ходу спросила у Ферала, знает ли он, куда им бежать?

Ферал хорошо знал горы, где имелось много укромных мест, и можно было укрыться от татар, но где вождь Аспург задумал построить новое селение, он не знал. Бродя по горным тропам, они два дня питались одними кореньями и лесными ягодами, пока Фералу не удалось удачно подбить камнем из самодельной пращи козу, после чего он дорезал ее кинжалом. Они ели сырое мясо, и у Велы в памяти вновь зашевелились смутные воспоминания, ей казалось, что с ней такое уже было раньше. Она тогда тоже ела сырое мясо, так как не было огня, и с ней был мужчина, но не этот, а другой, совсем не похожий на местных жителей, и она не закрывала от него лицо.

Вела отвернулась от Ферала, размотала платок, разорвала его на две части. Светлые длинные волосы рассыпались по плечам. В меньшую половину платка она завернула остатки мяса, а другой половиной попыталась закрыть лицо, но ткани было явно недостаточно, и у нее получилась повязка, закрывающая лишь нижнюю часть лица.

— Ты красивая, — Ферал залюбовался девушкой.

— Ты не должен был видеть мое лицо, — строго оборвала его Вела, однако покраснела от похвалы. — Я жрица Девы. Тот, кто увидел лицо жрицы, тот увидел лицо смерти и долго не проживет.

— Да, ты жрица, но ты не такая, как другие. Не думаю, что твое лицо — это лицо смерти. Ведь ты еще только послушница и не прошла через обряд посвящения в жрицы, к которому готовятся семь лет, — юноша улыбнулся.

— Ферал, я ничего не помню, что было до того, как я стала послушницей, — жалобно пожаловалась Вела. — Кто мои родители, почему никто ничего мне не рассказывает о моем прошлом? Когда я об этом начинала расспрашивать, люди уходили от ответа. Здесь скрыта какая-то тайна?

— Я не могу тебе ответить, чтобы не сказать неправду, — чистосердечно признался юноша. — Так приказал наш вождь, а неисполнение его указаний карается неминуемой смертью.

— Ферал, неужели ты не понимаешь, что, возможно, мы единственные, кто выжил, чудом спасся? Не знаю, что нас ожидает в будущем, ведь мы теперь изгои и нам негде жить. Расскажи, Ферал, что знаешь обо мне — я тебя очень прошу!

— Хорошо, Вела. Два года тому назад ты появилась в нашем селении в сопровождении жрицы Мары, которую давно считали мертвой, и однорукого мужчины, генуэзца. С собой вы принесли священную маску богини Девы, много столетий тому назад утраченной нашим народом. Однажды вы втроем ушли из селения и вернулись через несколько дней уже без генуэзца. Ты ничего не помнила, и мы учили тебя своему языку. Мара, ставшая верховной жрицей, взяла тебя к себе в послушницы, а нам вождь велел молчать. Больше я ничего не знаю, это все.

— Спасибо, Ферал, надеюсь, что память рано или поздно, но вернется ко мне.

Память вернулась к Веле на седьмые сутки после того, как они покинули селение. Она вспомнила все: родную Лигурию, родителей, мужа консула, штурм крепости, бегство от турок, коварную служанку Мару, смерть кавалерия. Она не могла поверить в то, что она, представительница знатного, хоть и обедневшего лигурийского рода, жена консула Солдайи, католичка, длительное время находилась среди дикого, невежественного народа, исполняя обязанности жрицы. Она участвовала в кровавых языческих обрядах! Воспоминания о прошлом оглушили ее, потрясли, она встала на колени и вполголоса стала читать молитву Деве Марии, прося у нее прощение. Затем забылась в сне.

— Вела, нам пора идти! Солнце уже высоко! — Ферал стал трясти ее за плечо, приводя в чувство.

— Куда мы идем? — спросила она, не открывая глаз.

— Не знаю, но, может, богиня Дева нам поможет, найти верный путь, и найти оставшихся в живых соплеменников.

— Ферал, больше не называй меня Велой, меня зовут Беата. И мы больше не будем блудить по горам, а пойдем к морю. Там наше спасение. Да поможет нам Дева Мария!

— Ты хочешь сказать — богиня Дева?

— Нет, Дева-Орейлохе — ложное божество! — Беата сорвала с лица душный платок, вдохнула полной грудью, и тут заметила, что Ферал смотрит на нее со страхом, испугавшись кощунственных слов.

Она не стала продолжать тему ложных богов, решив, что понемногу, в беседах, она повернет этого язычника на путь истины, в лоно католической церкви, и этим частично искупит свой грех служения языческому божеству Орейлохе.

«Нет сомнений, что Мара — ведьма, и служит нечистой силе. Ведь как, в ином случае, ей удавалось столь длительное время морочить голову такой истинной христианке, как я?» — негодовала Беата. Ей вспомнилось, что по настоянию Мары, она каждое утро принимала травяной напиток по утрам. Возможно, в нем и крылся секрет того, что она так долго была под властью язычницы-ведьмы? Перестав его принимать, ее память очистилась и вернулась к ней. Она стала прежней Беатой.

Дорога к морю заняла три дня. Беата стояла на вершине горы, любуясь аквамариновым морем, раскинувшимся в бесконечную даль, за горизонт. Стояла тихая, безветренная погода, и на поверхности моря лишь иногда кое-где вспыхивали барашки волн. Левее была видна громадная серповидная бухта, заключенная в оправу из суровых неприступных скал, посредине которой на одном из утесов прилепилась крепость. Издалека она казалась крошечной. За ней открывалась небольшая полоска песчаного пляжа, вновь переходящая в нагромождение скал. Правее, чуть ниже, торчали два каменных столба, словно растопыренные пальцы. Вид крепости вдали напомнил Беате о ее жизни в Солдайе. Тогда она с третьего этажа донжона также любовалась морем, читала новомодные трактаты, три раза в день меняла наряды, а выходя в город, ловила на себе завистливые и услужливо-подобострастные взгляды местных жителей.

Она с отвращением посмотрела на свой темный хитон, за время блужданий по горам превратившийся в лохмотья. Вспомнила покойного мужа, консула Христофоро ди Негро, полностью отдавшего себя работе, свое столь недолгое замужество. Ди Негро уделял ей очень мало времени, и их общение обычно прерывали возникающие неотложные дела. Человек долга, он отдавался порученному делу без остатка. У него была возможность вместе с ней покинуть крепость на «Быстроходной лани», вернуться домой в Лигурию, жить в достатке в собственном замке, а она родила бы ему кучу детей. Он погиб страшной мучительной смертью, и она два года провела среди язычников и не знает, сможет ли покинуть этот проклятый край, где на каждом шагу можно было встретить опасность и коварство.