Королевский путь - Виктория Холт

— Вы о ком?

— Лорд Лестер — изумительный человек, по словам моей королевы.

Мария прервала его, шутливо сказав:

— Как раз тот, кого она взяла бы в мужья, решись она выйти замуж?

— Вы абсолютно правы, Мадам.

— Ах, господин Рэндолф, ваша госпожа будет мне замечательной сестрой, и я отплачу ей тем же.

Тут подошел Дарнлей и пригласил ее на танец. Она встала, грациозно протянув ему руку. Рэндолф мрачно посмотрел на них.

Танцуя с королевой, Дарнлей сказал:

— Как же счастливы эти двое: Семпил и Мэри Ливингстон…

— Они любят друг друга, и разве это не прекрасно? — Это самое прекрасное, что только может быть на свете. Мадам… но я не могу решиться сказать…

— Вы должны сказать! Ну, говорите же! Что такое? Я настаиваю…

— Если бы я хоть на чуть-чуть мог забыть, что вы — королева… Если бы я мог увидеть вас наедине…

— Это очень сложно для королевы принимать наедине молодого человека, — игриво произнесла она.

— Если б вы не были королевой, мы сбежали бы с этого бала…

— И что потом?

— Ну… потом… я бы попробовал объяснить…

Глаза Марии загорелись огнем, когда она произнесла:

— Я хочу услышать ваши объяснения.

— Но, Мадам, пожалуйста, наедине! Если бы такое только было возможно… Правда, я не ручаюсь за себя…

— А почему вы должны за себя ручаться? Мы будем абсолютно свободны…

— Свободны, Мадам?!

— Свободны говорить то, что хочется.

— Мадам, так вы имеете в виду… Простите меня… но я не могу поверить тому, что сейчас услышал.

Он знал, что королева безумно любит его. Он был уверен, что, окажись она с ним наедине, она не сможет устоять перед ним. Путь перед ним будет чист: однажды сдавшись, она не будет более противостоять ему. Он станет любовником королевы, и корона Шотландии у него в руках!

Какой же восхитительный прожект! Она молода и красива, она страстна и будет вести главную игру в их любовном романе. Пусть все будет так, как она хочет. Она по уши влюблена в молоденького и, как ей кажется, неопытного мальчика. Он должен сыграть роль зеленого, больного любовью юнца, мальчика, неопытного и мечтающего, чтобы его вели за руку.

Она прошептала:

— Хотите увидеть меня наедине, приходите вечером в мою комнату. Битон впустит вас. Когда в замке станет тихо… и все лягут спать…

Она сжала его руку, но более уже не танцевала с ним, испугавшись, что выдала страсть, охватившую ее.

Ей не нужен был никакой брак с Испанией, ее не волновали ни чувство собственного достоинства, ни гордость, ни даже мысль о том, что она — королева. Ее не беспокоило ничто, кроме любви к Генриху Дарнлею.

* * *

— Мадам, ну разве это разумно? — спросила Битон.

Мария в гневе повернулась к ней:

— Разумно?! Что ты имеешь в виду? Ему нужно поговорить со мной. Почему же я не могу его выслушать?

— Но, Мадам, в одиночестве, в своей спальне?

— Какая же ты нахалка, Битон!

Сетон не сказала ничего, а лишь посмотрела с тревогой на королеву. Марии не хотелось встречаться с ней взглядом.

Флем подумалось, что брак Ливи не дает покоя королеве. Именно из-за этого брака королева теперь думает, что она тоже влюблена и у нее тоже должен быть любовник.

— Ваше Величество обвенчается с ним, — мягко сказала Флем, — и потом все будет хорошо…

— Ты слишком много болтаешь, — сказала Мария. — Принеси-ка лучше мою мантию из белого бархата.

— Белый бархат становится для Вашего Величества более важным, чем что-нибудь еще, — проговорила Флем.

Мария с трудом прислушивалась к тому, что говорят. Ее вдруг охватила дрожь. А вдруг он не придет… Нет, нет, он, конечно, придет…

Раздался стук в дверь.

— Битон, скорее!

Битон была уже у двери.

— Входите быстрее, лорд Дарнлей. Никто не должен вас видеть.

Мария поднялась… Белоснежный бархат мантии облегал ее тело, длинные каштановые волосы рассыпались по плечам…

— Оставьте нас, — прошептала она, и три подруги молча быстро покинули комнату.

— Мадам… — начал Дарнлей.

Он хотел, было, опуститься на колени и взять ее за руки, но она бросилась к нему в объятия, и ее пальцы заскользили в безудержной ласке по лицу и шее Дарнлея…

Он робко обнял ее…

Это было пределом его мечтаний. Ему не нужно было уговаривать ее, ему не нужно было делать ничего, кроме как слушаться ее, потому что страстная королева приказывала ему стать ее любовником…

* * *

Мария действительно решила выйти замуж за Дарнлея. Однако Давид предостерег ее. Протестантская знать во главе с графом Меррейским была против этого брака. А Мария не могла дождаться свадьбы, хотя теперь у нее и была возможность видеться с Генрихом наедине.

Она не переставала придумывать все новые и новые подарки для него. Она заказала своему портному Уильяму Хоппрингелу красивый камзол для Дарнлея. Камзол сшили из черного бархата и украсили серебряными кружевами. Затем портной должен был сделать еще кое-какую одежду из тафты и шелка, и все это для лорда Дарнлея. У Джонни Деброу, лучшего шляпных дел мастера в Эдинбурге, заказали для Генриха несколько шляп. Флеминг Алльярд должен был изготовить несколько пар обуви. Были также заказаны сорочки и брыжи, и все делалось из самых лучших тканей.

На заказ были сделаны и драгоценности.

Она все еще пребывала в уверенности, что ее намерение о замужестве — секрет для остальных.

Нетерпение Дарнлея возрастало. Он уверял ее, что корона Шотландии вовсе не интересует его, но ему ужасно хотелось оповестить весь мир, что он — любовник королевы.

Она верила ему. Он ведь так молод и держался так непосредственно и, как и она, не ведал доселе страсти.

Произошла лишь единственная грустная история, которая подпортила радость этих дней.

Все стряслось по вине графа Босуэла. Он оставил свой пост капитана шотландских гвардейцев во Франции и прибыл в Шотландию. И теперь он отправил посыльного к королеве, умоляя разрешить ему вернуться ко Двору.

— А почему бы и нет? — спрашивала себя Мария. — По обвинению Арана он оказался в тюрьме, но теперь-то известно, что Аран сумасшедший. Мы были несправедливы к Босуэлу.

Ее брат граф Меррейский, который все более и более мрачнел, наблюдая за ней и Дарнлеем, заверял ее, что это почти что глупость — вернуть Босуэла.

— Этот человек рожден, чтобы создавать проблемы, — говорил он. — Он сеет раздор. Без него в Шотландии было спокойнее.