Джулия. Сияние жизни - Звева Казати Модиньяни

– Что все-таки случилось? – спросил он, спускаясь на первый этаж. – Почему вдруг сердечный приступ?

– Синьоре Серене стало плохо два дня назад, – начала рассказывать Марисоль, – сразу после визита Дорины.

У Франко защемило в груди: ведь это он попросил свою бывшую жену навестить мать; думал, она будет рада.

– Поначалу все было хорошо, – продолжала Марисоль, – она обрадовалась Дорине, долго разговаривала с ней, а потом спросила, где ты и почему она уже несколько дней тебя не видит. Синьора была в полном уме, совсем не заговаривалась, даже удивительно. А Дорина возьми, да и скажи ей, что ты отправился кататься на яхте с красивой женщиной. Твоя мать заставила Дорину рассказать о ней все, что та знала, и, когда Дорина уехала, от ее хорошего настроения и следа не осталось. Она вдруг впала в ярость, стала ругать последними словами эту женщину, разбила вдребезги чайный сервиз, в общем, кошмар какой-то! Мы долго не могли ее успокоить. Потом ей стало плохо. Резкие боли в груди, под лопаткой, в области левого плеча – типичные признаки инфаркта. Я вызвала врача. Он сделал электрокардиограмму и сказал, что дело плохо.

Франко слушал и все больше бледнел. Неужели его короткая поездка вдвоем с Джулией де Бласко могла вызвать такой приступ ярости у матери? Неужели причиной инфаркта стала ревность?

– Ты уверена, что она рассердилась из-за этой поездки? Может, просто совпадение?

– Спроси Помину, если не веришь, она была при этом и может все подтвердить. Мы вдвоем не могли справиться с синьорой. Такая хрупкая, а сил у нее было, как у разъяренного тигра.

Франко похолодел от ужаса, он не верил своим ушам. Возможно ли, чтобы его ласковая деликатная мама носила в себе такой запас ненависти?

– Я вернусь к ней, а ты немного отдохни, – сказал он и снова поднялся наверх.

Когда Франко вошел в комнату, синьора Вассалли лежала с открытыми глазами.

– Здравствуй, мама, – с улыбкой сказал он.

– Все-таки приехал, – прошептала она обессиленным голосом.

– Я всегда приезжаю, ты же знаешь.

– Когда не уезжаешь куда-нибудь со своими любовницами. – И она посмотрела на него как на врага.

И вдруг Франко прочел в этом взгляде то, чего никогда прежде не замечал: его мать всегда хотела владеть им полностью, как своей собственностью. Эта хрупкая нежная женщина всю жизнь держала его в железном кулаке; он был ее пленником, ее рабом, ее любимой куклой.

К рассвету следующего дня Серены Вассалли не стало. Франко, сидя над телом умершей матери, испытывал противоречивые чувства. В нем боролись обида и жалость, разочарование и любовь; его душа страдала от безысходного отчаяния и одновременно успокаивалась, наполняясь новым, незнакомым прежде чувством – чувством свободы.

Перебрав в памяти сделанное, Гермес остался доволен: операции прошли удачно, без осложнений, бригада работала на редкость слаженно, все понимали друг друга без слов. Покинув операционную в двенадцать, Гермес перекусил в столовой для сотрудников, навестил нескольких тяжелых больных и утвердил график операций на завтра. После этого он отправился в свой кабинет, где его уже ждали пациенты, назначенные на консультацию.

Наконец рабочий день закончился. Гермес уже снял халат, собираясь уходить, когда к нему заглянула секретарша.

– Тут одна ваша бывшая пациентка, она очень просит ее принять.

– Разве мы не всех приняли, кто был записан? – удивился Гермес.

– Всех. Но эта женщина пришла без записи и говорит, что ей необходимо с вами поговорить. Она очень взволнована, хотя, как я поняла, речь идет не о здоровье. У нее другие проблемы.

– Кто такая?

– Сара Шейки, вот ее история болезни.

Гермес снова надел халат, сел за стол и открыл медицинскую карту: Сара Шейки, француженка, замужем за итальянцем, сорок лет, профессия – дизайнер, оперировалась по поводу рака молочной железы… Да-да, теперь он вспомнил! Опухоль была уже запущенная, пришлось полностью ампутировать левую грудь. Женщина выписалась в тяжелом душевном состоянии, даже курс психотерапии не дал заметных результатов.

– Пусть заходит, – сказал Гермес секретарше.

Сара вошла в кабинет стремительно, и Гермес сразу же отметил про себя, что выглядит она великолепно. Сбросив меховое манто, женщина осталась в вязаном платье, облегающем ее прекрасную фигуру. Массивный пояс из золоченого металла подчеркивал осиную тонкость ее талии. Тщательно причесанная, в меру накрашенная, она производила впечатление женщины с большим вкусом: редкой красоты драгоценности украшали ее руки и шею.

– Спасибо, что приняли меня, – сказала она и подала Гермесу руку.

Гермес поднялся из-за стола, ответил на рукопожатие и жестом предложил садиться.

– Я понимаю, что задерживаю вас, господин профессор, – начала она, – но у меня все просто ужасно, и некому, кроме вас, рассказать о моем отчаянном положении.

– Плохие результаты анализов? – сочувственно спросил Гермес.

– Нет, по этой части все нормально, во всяком случае, пока. У меня проблема совсем иного порядка. – Сара посмотрела на него глазами, полными страдания.

– В чем же состоит эта проблема, синьора?

– Проблема в моем муже.

Гермес посмотрел на нее непонимающе.

– Но чем я могу вам помочь? – удивился он.

В его практике было немало случаев, когла даже любящие и заботливые мужья не выдерживали выпавших на их долю испытаний: едва их жены оправлялись после гинекологической операции или удаления молочной железы, они от них уходили. Возможно, объяснение этому надо было искать в области психоанализа: оставаясь инфантильными, эти взрослые мужчины с бессознательной жестокостью торопились выбросить сломавшуюся игрушку, потеряв к ней всякий интерес.

Имея обыкновение разговаривать перед операцией не только с пациентками, но и с их мужьями, Гермес побеседовал в свое время и с мужем Сары. Он отлично помнил, как тот сказал ему с непоколебимой уверенностью: «Я буду любить жену еще больше, ведь я женился на ней, а не на ее груди. Мое чувство к ней неизменно, оно проверено временем». Да уж, в этом человеке Гермес не сомневался…

– Муж больше не любит меня, – сказала Сара, точно подслушав его мысли.

– Но почему? Что произошло?

Женщина посмотрела на него прямым, открытым взглядом и без тени смущения призналась:

– Я изменила ему, причем самым банальным, самым примитивным образом. Это произошло во время уик-энда в горах. Он, я хочу сказать, тот, другой, стал настойчиво ухаживать, я бы даже выразилась, приставать. Причем самое удивительное, что он знал о моей болезни. И хотя я не могла пожаловаться на мужа – он был заботлив и очень внимателен, – у меня было чувство, что после операции я перестала быть женщиной. Нет, мы с мужем и после случившегося бывали близки, но я не верила, что осталась для него желанной. В конце концов, он мог притворяться, притворяться из жалости. И мне вдруг захотелось удостовериться, действительно ли я могу вызвать у мужчины порыв страсти. Я хотела узнать это ради себя самой, чтобы не чувствовать себя неполноценной. Так я оказалась в объятиях другого мужчины.