В тихом городке у моря - Мария Метлицкая

Забавным оказался этот пузатый дядечка! Кстати, звали его затейливо – Альберт Арнольдович. Был он туляк, и там, в Туле, человеком был точно «не последним». Кем он был – уголовным авторитетом, чиновником или бизнесменом, понять было сложно. Да и надо ли?

Вечерком пригласил посидеть.

Встретились у лучшего кафе в городе, почти ресторана: белые скатерти, бокалы из штампованного хрусталя, официантки в наколках и передничках.

Официантку Альберт Арнольдович подозвал кивком. Та, чудеса, не подошла – подскочила, сразу признав в нем важного гостя и хозяина жизни.

Меню, кстати, коллекционер посмотреть не удосужился. Бросил коротко:

– Хорошего мяса с кровью, никаких там рубленых бифштексов. – Он строго глянул на оробевшую официантку. – Жареной картошечки по-домашнему, детка, на сливочном маслице. Салат из помидоров с красным луком и бутылку «беленькой», самой лучшей.

Завороженно, словно ее заколдовали, та мелко кивала.

– А столичного салатика не желаете? Или селедочки под шубой?

Он перебил ее:

– Деточка, милая! Я что, похож на лоха? Не обижай! На черта нам твои салаты-шмалаты из вчерашнего дерьма? – И не дождавшись ответа, повернулся к Ивану.

За сочным куском роскошного свежайшего мяса – Иван и не помнил, когда ел такое, – да под «беленькую» пошел разговор.

– Работаешь в мастерской? Давно здесь, в этой, прости господи, дыре? Из столицы? Строгановку окончил? Не хочешь отвечать – не принуждаю.

Иван ответил:

– Давно. Из Москвы, окончил Строгановку, отделение скульптуры. Но со скульптурой не срослось. Так, балуюсь живописью. Да и вообще ни с чем не срослось, если честно. Поломался, – кивнул на палку, – в Питере, где временно проживал. Из родных – сестра по матери и отец. Но все далеко. Сын. С ним… не общаюсь. Так вышло.

Арнольдыч слушал внимательно, не перебивая, продолжая с аппетитом жевать и время от времени доливать водку себе и Ивану.

– Мастерской нет – живу у… – Иван запнулся. – У хозяйки. Там скромно. Служу в кинотеатре, тут, в местном. Подрабатываю в клубе. Ну и еще, если есть, любая халтура. Плакаты, там, к празднику. В общем, всякая дрянь.

Арнольдыч кивнул:

– Бывает. Работы покажешь?

Иван улыбнулся и развел руками:

– А то!

Вести его в хижину не хотелось, стеснялся.

Но что делать – пришлось! Любка была на работе, Ася спала.

Удивления Арнольдыч не выказал – вроде все обычно, всякое видел. Иван расставил холсты вдоль стены. Арнольдыч смотрел внимательно, наконец хлопнул себя по коленям и указательным пальцем ткнул в пять работ:

– Эта, эта, эта и эти! Цену сам назовешь или мне?

Иван совсем растерялся и забормотал что-то невнятное:

– Да я не знаю, не продавал никогда.

С кислым выражением лица Арнольдыч его перебил:

– Да я так и думал, с тобой все понятно. – И вытащил внушительную пачку денег из блестящего коричневого шершавого портмоне.

Иван отвернулся к окну.

– Глянь – хватит? – Арнольдыч протянул ему толстую пачку. – Если мало – скажи, не стесняйся. Добавлю. Я на талантах не экономлю. Пересчитай!

Иван взял деньги и пробормотал:

– Да бросьте! Не буду я ничего пересчитывать! Вижу – достаточно. Ну и спасибо!

– Ну раз так, уговаривать не буду. Надеюсь, что не обидел. Уезжаю я послезавтра, я здесь, в вашей дыре, тетку свою навещал. Адресок свой черкнешь? Так, на всякий пожарный? А вот мой телефон – мало ли, а? Все в жизни бывает, сам знаешь, не маленький.

Дрожавшими руками Иван записывал свой адрес. Арнольдыч бросил на стол визитку и, подхватив картины, распрощался:

– Бывай, маэстро! Удачи тебе!

Когда за Арнольдычем захлопнулась калитка, Иван в изнеможении опустился на кровать. Пружины жалобно скрипнули. Взял пачку – руки по-прежнему ходили ходуном. Пересчитал и охнул. Сто лет он не держал в руках столько денег! Да какие там сто лет – никогда не держал! Он лег на кровать и закрыл глаза. Но тут же встал, прошелся по комнате, вышел во двор, осторожно зашел к Асе, поправил одеяло, снова вышел во двор, сел за стол, закурил, глянул на часы и стал ждать Любу.

Что-то вспомнив, поднялся, нашел в буфете полбутылки вина, выпил залпом и прислушался к себе – вроде стало полегче.

Любка не вошла, ввалилась, замученная, усталая, раздраженная.

– Господи! – Она плюхнулась на стул. – Как же мне осточертело плевки и сопли отмывать! Как же все надоело! Пассажиры эти – свиньи законченные! Где жрут, там и срут. – Она расплакалась.

– Любка, – сказал он. – Все, увольняйся. Хорош тебе там. И вправду – ну сколько же можно?

Любка уставилась на него:

– Ага, как же! Хорош, говоришь? А жить как будем, Ваня? На что? На твои?

Он перебил ее:

– На мои. – И протянул пачку денег.

Любка мгновенно перестала реветь и, ничего не понимая, уставилась на деньги:

– Откуда это, Ваня? Ограбил кого? Такие деньжищи, господи! Я сроду столько не видела!

Иван усмехнулся:

– Я тоже, если по правде.

Оба долго не могли прийти в себя.

– Ну, хозяйка! – начал Иван. – Давай распоряжайся! Ты ж у нас главная!

Раскрасневшаяся Любка ошарашенно молчала. А потом деловито, со знанием дела, начала раскладывать деньги по стопочкам:

– Это, Ваня, крышу перестелить, если ты, конечно, не против. – Она с испугом посмотрела на него.

Довольный, Иван важно кивнул.

– Это, – Любка аккуратно поправила кучку, – это, Ваня, на новый холодильник и плиту. Здесь на все хватит, не сомневайся! – И снова испуганно захлопала глазами. – А это, – она задумалась, – тебе. Куртку там зимнюю, ботинки нормальные. Рубашки и свитера!

– Нет, Люба, – остановил он ее. – Мне ничего не нужно, у меня все есть. А вот тебе обновим: и плащ купим – ты же хотела! – и туфли новые, и босоножки. И платье, Любка! Да не одно. Тут, кажется, на три хватит, правда, я в этом ни черта не смыслю. И Асе, – добавил он, – она у нас тоже кормилец.

Спать ушли поздно, никак не могли наговориться, намечтаться, нафантазировать. Да и уснуть никак не могли – Любка лежала у него на плече и гладила его по голове и груди:

– Вань! Волшебство какое-то, а? Нет, правда, скажи? Не думали не гадали ведь! И как вышло? Прямо как в сказке, да, Вань?

Он улыбался, целовал ее лицо и шею, гладил гладкую, смуглую грудь и, вздыхая, соглашался:

– Да, Любка, волшебство. Но должно было и нам повезти, как думаешь? Ну хотя бы раз в жизни?