Алая нить - Франсин Риверс

Сьерре пришлось избавиться от огромной кровати, которую она делила с Алексом. После того как она измерила свою спальню, она поняла, что кровать войдет, но места для чего-либо еще останется слишком мало. Расставаться с ней было очень трудно. Сьерра упомянула об этом во время своего последнего разговора с Мелиссой, а спустя два дня позвонил брат и сказал, что переправляет морем ее девичью кровать с пологом.

Она коснулась пальцами кружева, искусно сплетенного для нее матерью. Ровно год она трудилась над ним. Сьерра вспомнила ту радость, которую она ощутила, когда открыла большую коробку рождественским утром и нашла аккуратно сложенный между листами тонкой бледно-лиловой бумаги кружевной полог. Ей тогда было шестнадцать, и она была по уши влюблена в Алекса.

Глаза ее наполнились слезами. Сколько бессонных ночей провела она в этой кровати, мечтая о том времени, когда выйдет замуж за Алехандро Луиса Мадрида, и рисуя в воображении картинки их совместной жизни!.. Он был ее сказочным принцем. На протяжении десяти лет она познавала, что значит быть любимой и жить с человеком, поглощенным страстью. Десять лет райской жизни, за которыми последовали три года низвержения в пучины ада.

Да простит ее Бог, она первая сделала шаг вниз.

Зазвенел звонок входной двери.

— Мама! Можешь открыть? — послышался голос Каролины, которой не хотелось прерывать разговор.

Когда Сьерра отворила дверь, она увидела Клэнтона, с головы до пят покрытого зелеными пятнами от травы, чумазого, но с улыбкой до ушей.

— Мама, я сделал такой классный удар! Эх, видела бы ты, как летел мяч!

Дэннис с довольным видом стоял позади него.

— Тебе бы не удалось так здорово сыграть, не споткнись я на ровном месте, — с напускной досадой вклинился Дэннис, — и не дай ты стрекача, как заяц.

— В субботу будем играть против команды из баптистской церкви, — выпалил Клэнтон, вбегая в гостиную и швыряя грязную перчатку на стопку чистого белья, еще не разложенного по местам, — я буду шортстопом[37].

— Ты хотел спросить разрешения у мамы, — напомнил Дэннис, щелчком сбивая с головы Клэнтона кепку. — Не забыл?

— Мама, можно? — заулыбался Клэнтон.

Сьерра рассмеялась.

— Да, можно.

Каролина соскользнула с кухонного табурета.

— Папа хочет поговорить с тобой, — сообщила она, протягивая брату трубку.

Выражение лица Клэнтона мгновенно изменилось. Он уставился на телефон с таким видом, будто то был таракан, которого ему следует раздавить.

— Скажи ему, что я в душе! — произнес он достаточно громко, чтобы Алекс смог услышать, и гордо зашагал по коридору. Он вошел в ванную комнату и хлопнул дверью. Сьерра услышала щелчок, когда он запирался.

Дэннис с горечью посмотрел на Сьерру.

— Вижу, предстоит еще немалая работа, — мягко заметил он и положил кепку Клэнтона на табурет.

— Весьма немалая.

— Мне лучше пойти домой, пока Норин не объявила меня в розыск.

Сьерра проводила его до двери и поблагодарила, что он включил Клэнтона во взрослую бейсбольную команду.

— Он талантливый парнишка, Сьерра.

— Он сердитый парнишка.

— У него есть на то причины. Очень часто не в нашей власти простить того, кто причинил нам боль. В этом случае лучше попросить помощи у Бога.

Над этими словами не помешало бы и ей самой подумать, решила она, закрывая дверь.

* * *

Сьерра попыталась побеседовать с Клэнтоном, когда тот лег в постель.

— Не соблаговолишь ли ты поговорить с отцом, когда он позвонит в следующий раз?

— С чего это вдруг?

— По крайней мере, это облегчит жизнь мне, — попыталась она сломить сопротивление сына. — Отец считает, что я настраиваю тебя против него.

— Я скажу ему, — выпалил Клэнтон в припадке такой же дикой ярости, как и Алекс, когда в последний раз говорил с ней, прежде чем уйти навсегда, — скажу ему, что он полный…

Сьерра мягко накрыла его рот своей рукой, чтобы остановить поток гневных слов.

— Пожалуйста, — зашептала она, — во всем этом есть и моя вина, Клэнтон. Попытайся понять. — Она прикусила губу, стараясь подыскать подходящие слова. Если она заплачет, это лишь усложнит ситуацию. Сьерра нежно погладила сына по щеке. — Твой отец бесконечно любит тебя.

— Если бы он любил меня, то никогда бы не ушел, — бросил он и повернулся на другой бок, чтобы мать не могла видеть его лицо. Он не хотел, чтобы она заметила, как ему плохо. Сердце в груди Сьерры, казалось, стало горячим клубком боли.

— Его уход не имеет никакого отношения к тебе, родной мой. Я долго злилась из-за нашего переезда и взвалила непомерный груз на плечи папы. Он просто устал от всего этого.

Клэнтон слегка повернул голову и взглянул на мать.

— Ты все еще любишь его?

Слезы все-таки навернулись на глаза, но она улыбнулась, гладя сына по волосам. Темным, как у Алекса.

— Он твой отец, Клэнтон. Как я могу не любить его? — Она взяла руку сына. — Он поступил нехорошо, родной мой, но и я не все делала правильно. Оглядываясь назад, я вижу, как много ошибок совершила.

— Ты никогда не делала ничего плохого.

— Представь себе, делала. Я упрямо хотела, чтобы все было по-моему. — Она погладила его по щеке. Сердце ее разрывалось при виде невыносимой муки в глазах сына. Ненависть и любовь всегда рядом. — Если ты не можешь простить его ради себя, родной мой, может, простишь его ради меня?

Клэнтон снова отвернулся. Он всегда был упрямым. Как и она. Как и Алекс. С болью в сердце она встала и поправила ему одеяло.

— Я люблю тебя, Клэнтон, — она нагнулась и поцеловала сына в висок, — и отец тебя тоже любит.

—*—

Мы уже на вершине Скалистых гор!

Мы даже не догадывались об этом, пока не увидели реку. Подъем был таким медленным, постепенным, и вдруг эта бескрайняя ширь перед тобой, так что начинаешь понимать — ты на вершине огромной гряды. Сейчас очень холодно, сухо и ветрено. Какой тяжелый и долгий день!

Каванот и Джошуа подстрелили трех антилоп. Это хорошая еда. Я так горжусь моим Джошуа!

Мы пересекли реку Биг-Сэнди и сделали привал, чтобы дать отдых скотине. Я затеяла стирку. Артемизия присоединилась ко мне на берегу реки. Когда наш поход только начался, она выглядела крепкой, здоровой женщиной. Теперь же она так исхудала, что легкий ветерок может ее просто сдуть. Говорит, что чувствует себя намного лучше. Но выглядит совсем больной.