Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко

безнадежен. И, наверное, улыбается Быков там, наверху: ничего, теплые, будут жить.

Гришуце

«Влюбленный волк»

В тот день совсем молодой Григоре Григориу предстал перед Эмилем Лотяну, искавшим актеров в свою картину «Красные поляны». «И вот стоит передо мной, — вспоминал режиссер, — живая античная статуя, занесенная судьбой в славный периферийный театр города Бельцы». Но что-то в облике юноши смущало, и Лотяну понял: буйно разметавшиеся и падавшие на лоб черные пряди напоминали нелепый водевильный парик, украшавший голову «древнеримского воина». Сказал этому Григориу: «Рискните подстричься, под рекрута. Но ничего не обещаю». Расстаться с кудрями, которым все завидовали, ради призрачной возможности сыграть в кино? Однако молодой актер не раздумывал и назавтра, войдя в режиссерский кабинет, смущаясь, провел ладонью по остриженной голове. Стоял и молчал, только глаза-угли горели.

Два огонька в темноте

Когда Григоре появился на свет, гадалка объявила его родителям, что сын будет конокрадом. Ни одного коня он так и не украл, но пророчество сбылось: Григориу сыграл цыгана Зобара в фильме «Табор уходит в небо», который не только коней уводил, но и сердце Рады похитил. Обратный процесс Раде не дался, потому что Зобар, по сути, волк, приручить которого невозможно. Но и в жизни Григориу образ волка играл мистическую роль.

Октавиан Григориу, сын актера:

«Отчим моего будущего папы, часто ходивший на охоту, обнаружил, что у него пропал порох. А папа играл в любительских спектаклях межколхозного театра и пел в хоре, возвращался из Дома культуры поздно. Как-то раз увидел в темноте сбоку от тропинки два огонька — волк! У парня ничего в руках не оказалось, даже палки. Замер, зверь тоже остановился, они смотрели друг на друга минуту, две, три. Первым дрогнул хищник. И убежал. Волки в их краях не были редкостью, поэтому, вернувшись домой, папа тайком взял у отчима пороху и с тех пор, идя в сумерках из Дома культуры, посыпал свои следы».

Волк исчез — чтобы возникнуть в судьбе Григориу много лет спустя.

«Я все могу!»

Детство Гриши прошло на юге Молдавии, в селе Каушаны, среди холмов, на которых чабаны пасли отары овец. Предки нашего героя были людьми, что называется, отличной выделки, достаточно упомянуть его деда Анисима, незаурядный поступок которого вошел в местные предания.

Октавиан Григориу:

«Своего отца папа не помнил, тот ушел на фронт, когда сыну было несколько месяцев, и погиб в 44-м в Польше. Его отчасти заменил дед. Раз поехал Анисим в дальнее село купить жеребенка и на обратной дороге взял в сани попутчика. Закрутила метель, седок начал замерзать, и тогда дед накинул ему на плечи свой тулуп, оставшись в одной рубахе. Дома свалился в жестокой простуде, и через три дня его не стало.

Внук однажды тоже поразил воображение односельчан. Он рос крепким: из бочечных досок делал лыжи и катался с самых высоких холмов, скакал на лошади, занимался боксом, а если затевал борьбу с кем-то из сверстников, непременно выходил победителем. Хвастался родным: „Я все могу“. В шестнадцать лет устроился на железную дорогу, в ремонтную бригаду к отчиму. Как-то вместе с работниками погрузили на вагонетку старые рельсы и повезли на станцию. Двигались немного в гору, вдруг из-за поворота появился мчащийся навстречу по тому же пути, под уклон, поезд. Мужики — врассыпную, только Григоре да еще один остались и, поднапрягшись, скинули тяжеленную вагонетку с рельсов. Когда опасность миновала, всей бригадой еле вернули эту махину обратно».

Юный боксер, играючи таскавший рельсы, не только силу уважал. От природы был музыкальный и артистичный, к тому же родился в краю, где свадьбы в деревнях справляли дня по три, превращая их в своего рода зрелища, как, впрочем, всякий праздник. В крестьянской семье Григориу, трудившейся до седьмого пота, любили и в будни привнести немного игры.

Октавиан Григориу:

«Дед обожал устраивать мини-спектакли. Например, вернувшись вместе с внуком домой после работы на винограднике, прищуривался и просил мальчика: „Принеси-ка мне вина“. Гришуце делал вид, что идет в погреб, „доставал кувшин“ и „наливал“ из него в стакан. Анисим опрокидывал в себя „вино“, довольно кряхтел и протягивал парнишке щепоть — воображаемую монету в несколько лей: „Заслужил“.

После того как самодеятельный театр в Каушанах закрыли, семнадцатилетний Григоре собрался в город Бельцы — там драматический театр объявил конкурс. Намерение сына стать актером вызвало переполох в семье — отчим видел его, ни много ни мало, начальником железнодорожной станции — но тот хотел на сцену. Его, не имевшего актерского образования, но наделенного природным сценическим даром, красивого, музыкального, неплохо двигавшегося, приняли на должность „артист драмы“. Вскоре он уже играл Незнамова в пьесе Островского „Без вины виноватые“.

На тогдашних фотографиях видно, что в образе Незнамова папа выглядел немного смешно: крепкий, мускулистый, руки натруженные, неловок в позах. Поначалу он чувствовал себя скованно, как всякий начинающий актер, к тому же непрофессиональный, да еще попавший из полудеревенского быта в круговорот большого города. Но брал внутренним жаром и нежностью. Угрюмый атлет с огнем в глазах. Сама природа „говорила“ через него.

Кстати, насколько отец, даже по-настоящему не оформившись еще в мужчину, мог нравиться женщинам, я понял, когда снимал телевизионные передачи. У меня в группе работал осветителем парень — неразговорчивый, замкнутый, но с безумной внутренней энергией. Помню, приехали делать сюжет в женскую колонию, и ее обитательницы, долго не общавшиеся с противоположным полом, не оставляли моего осветителя в покое. Другие мужчины из группы их не интересовали. Этот же обладал неким магнетизмом. Таким был и папа. По словам тех, кто знал его в молодости, девушки от него не отлипали. Но отец положил глаз на ту, которая на него не „посягала“ — свою партнершу по спектаклю „Без вины виноватые“, красавицу Екатерину Ботнарюк.

Будучи из простой, крестьянской, семьи, она тем не менее еще девочкой притягивала к себе самых разных людей. Однажды, лет в двенадцать, после выступления в Доме культуры, возвращалась на свое место в зале, и десятки рук тянулись к ней, стараясь дотронуться. На селе не хватало учителей, и Катя, учившаяся на „отлично“, с четырнадцати лет преподавала в младших классах. В шестнадцать ее выдали замуж, родился ребенок. Но он прожил лишь четыре года. Оставаться в семье мужа, где все напоминало о