Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов - Виктор Каннинг

Продолжая говорить, Гримстер медленно опустил кольцо на несколько дюймов ниже уровня глаз Коппельстоуна – тот следил взглядом.

– Прямо вот так? – Рука Коппельстоуна потянулась к стакану виски, но тело оставалось неподвижным.

– Именно. Прямо вот так. Разумеется, самое важное, что человек – пусть и показывает сначала отвращение из некоей, скажем, гордости, – на самом деле желает отключиться. Погрузиться в сон, расслабиться…

Азарта Гримстер не испытывал, чувствовал только хрупкую надежду, что пьяный Коппельстоун может поддаться, что, заглянув обсуждать Прингла, он получил в подарок от удачи такой счастливый случай, какого не добьешься никакими ухищрениями. И слова потекли сами:

– Вы смотрите на кольцо. Одними глазами. Вверх, а потом медленно вниз; вы чувствуете, как веки тяжелеют, тяжелеют; вас клонит в сон… вас манит отдых… забвение. Глубокий, глубокий сон, какого у вас не было прежде…

Коппельстоун вдруг вздрогнул всем телом и пробормотал:

– Полная ерунда… полная… – Речь затихла, когда кольцо снова опустилось вниз; на этот раз его веки тоже опустились, и голова чуть качнулась вперед.

Гримстер дружелюбным, ровным голосом продолжил:

– Каждому иногда хочется сбежать – через выпивку, через сон, через исповедь… Нам с вами это понятно. У нас столько всего, от чего хочется на время облегчить душу…

Гримстер видел, как Коппельстоун погружается в гипнотический сон… проваливается, как Лили. Без оживления, не возбуждаясь сейчас, на пороге правды, с отточенной ясностью мысли, поддерживающей безупречное равновесие сочиняемого на ходу плана, Гримстер произносил слова легко и монотонно:

– Вы засыпаете, засыпаете. Теперь вас ничто не беспокоит. Вы слышите меня, Коппельстоун? Хотя вы и спите, вы слышите меня, да?

Коппельстоун коротко вздохнул и ответил:

– Да, я слышу вас.

– Хорошо. Очень хорошо. Потому что вы многое хотите мне рассказать. Многое, что накопилось у вас внутри и от чего следует избавиться. Так? – Гримстер осторожно забрал из руки Коппельстоуна стакан с виски и поставил на поднос. Затем поднес ладонь к наклоненной голове Коппельстоуна и мягко двинул ее к спинке кресла. – Правда, так лучше? Гораздо лучше?

– Да, так лучше.

– Тогда просто расслабьтесь и чувствуйте себя уютно. Это лучший сон в вашей жизни, и, когда вы проснетесь, вы забудете, что он связан со мной или кольцом. Вы забудете все, кроме того, что я пришел поговорить и выпить, а вы заснули в кресле, а когда проснулись, я уже ушел. Это понятно, Коппи?

Коппельстоун отвечал без задержки, ровным голосом – так обычно говорила Лили, бесцветно, механично:

– Да, понятно.

– Не будем спешить. Сначала убедимся, что вы действительно готовы мне помочь. Вытяните перед собой правую руку. – Гримстер слишком часто обжигался на службе, чтобы сразу не сообразить: то, что выглядит, словно невиданная удача, может оказаться домашней заготовкой, и Коппельстоун, то ли из своих соображений, то ли по указке из Департамента, лишь изображает гипнотический ступор. Хотя Гримстер не делал прежде такого, подробные указания из книги Вольгеши отпечатались в памяти.

– Поверните ладонь вверх, Коппи. – Коппельстоун повернул ладонь вверх. При желании он мог симулировать опьянение, в состоянии опьянения мог действовать, если таков был его план, но даже Коппельстоун не мог фальсифицировать гипнотическую каталепсию. – Теперь, когда я скомандую, попытайтесь опустить руку – и увидите, что не сможете. Ваша рука застынет. Вы не в силах ею пошевелить. Вам понятно?

– Да.

– Хорошо. Опустите руку.

Рука Коппельстоуна осталась вытянутой. По всему телу пробежала мышечная дрожь. Потом Коппельстоун сказал, почти с грустью:

– Я не могу.

– Ничего страшного. – Гримстер взял со стола круглый поднос со стеклянным кувшином воды, двумя бутылками виски и стаканами. – Держите поднос на ладони. Вы легко это сделаете. Вы не уроните его.

Гримстер поставил поднос на ладонь Коппельстоуна.

– Вот. Вы легко его держите. Поднос тяжелый, но вам легко его держать?

– Да. Легко.

– Ваша рука крепка, она не сгибается, так?

– Да.

– Вы не можете ею двинуть?

– Нет.

– И не сможете, пока я не скомандую. Вы понимаете?

– Да.

– Хорошо. Теперь попробуйте опустить руку.

Гристер внимательно следил за Коппельстоуном. Рука неподвижна, мышцы даже не дрожат, но на мгновение дрогнула левая щека, отражая мощное усилие.

– Не могу, – сказал Коппельстоун.

– Хорошо. Больше не пытайтесь. Просто держите так.

Даже сейчас Коппельстоун еще мог его обманывать – ему достало бы сил легко удерживать поднос. Но через несколько минут… Гримстер собирался проверить. Видит бог, он вдосталь навидался, как Департамент выдает фальшь за правду. Насколько знал Гримстер, Коппельстоун вовсе не из психопассивных, как Лили. Умный, циничный от природы, осторожный – он из тех, кто поддастся гипнозу в последнюю очередь. Из тех, кто должен страстно захотеть, прежде чем согласится отдать контроль в чужие руки.

Гримстер сказал:

– У вас очень хорошо получается. Вы делаете это, потому что доверяете мне, потому что хотите мне помочь. Верно?

– Да, верно.

– Вы хотите помочь мне.

– Да, я хочу помочь вам.

– Кто я?

– Вы Гримстер.

– Правильно. Я Гримстер. А вы Коппельстоун, мой друг. Сейчас я задам вам несколько вопросов и хочу, чтобы вы ответили. Вы ведь не против?

– Нет.

– Хорошо. И учтите, когда вы проснетесь, вы ничего не вспомните. Скажите, у вас есть связь с Гаррисоном?

– Да, – незамедлительно ответил Коппельстоун.

– Через Департамент или ваша личная?

– Моя личная.

– И как давно?

– Около месяца.

– Как вы думаете: сэр Джон знает?

– Нет.

– Зачем вы на это пошли?

– Трудно сказать. Думаю… мне показалось, что я нашел выход.

– Выход откуда?

– Отовсюду.

– Вы передавали Гаррисону информацию о мисс Стивенсон?

– Да.

– Как давно?

– Последние две недели.

– На кого работает Гаррисон?

– Не знаю.

– А как думаете?

– На американцев. Или на русских. Или, возможно, на частный консорциум, который устроит торги.

– Что предлагал продать Диллинг?