Среди овец и козлищ - Джоанна Кэннон

И он принялся медленно раскачиваться на стуле.

– О господи! – Шейла Дейкин откинулась на спинку стула и затеребила кончик носа.

Я обвела взглядом присутствующих. Все застыли, а Мэй Рупер, доставшая шоколадное печенье из коробки, так и не донесла его до рта.

– И все же я никак в толк не возьму, – пробормотал мистер Форбс, – к чему тебе, скажи на милость, понадобилось оставлять туфли на берегу канала?

– Маргарет всегда любила ходить по тропинкам, по берегу канала. Часто сидела там и ела сандвичи. Вот я и оставил их рядом с тем местом, где она любила сидеть, чтобы ей было легче найти. Нельзя же все время ходить босиком, без туфель.

– Ага. Это как перчатки у двери и зонтик у лестницы, – заметила миссис Дейкин, продолжая теребить нос.

– Да! – улыбнулся ей мистер Кризи. – Вы все правильно поняли.

– Черт возьми, Джон. – Миссис Дейкин закрыла лицо ладонями. – Какого дьявола ты все сразу не рассказал?

– Просто не думал, что это кого-то волнует. И потом как-то не обратил внимания, что к подошве приклеен квиток от сапожника.

– Господи ты боже мой, Джон! – воскликнул мистер Форбс.

Миссис Форбс покосилась на дренажную трубу.

– Так что она вернется, вот увидите, – повторил мистер Кризи. – Причем вернется очень скоро, ведь у нас годовщина свадьбы.

Все молча смотрели на него. Показалось, что я слышу, как кто-то нервно сглатывает. Миссис Мортон проснулась и смотрела недоуменно.

– А когда у вас годовщина свадьбы, Джон? – спросила миссис Рупер каким-то странно тоненьким голоском.

– Двадцать первого, – улыбнулся Джон Кризи. – И Маргарет ни за что на свете этого не пропустит.

Миссис Дейкин порылась в сумочке и протянула ему двухпенсовую монетку.

– А это еще зачем? – спросил он.

Она снова обхватила голову руками и вздохнула.

– Это чтобы ты из автомата позвонил в долбаную полицию.

Два часа спустя мистера Кризи высадили из полицейской патрульной машины. Мистер Форбс сказал: еще повезло, что его не обвинили в ложном вызове. За то, что напрасно потратил их время. Я не понимала, как можно арестовать человека только за то, что он напрасно потратил чье-то время, но миссис Мортон объяснила: это относится только к полицейским. И я успокоилась.

Позже мы все еще сидели с Иисусом и наблюдали за тем, как мистер Кризи прошел по дорожке через сад к двери дома под номером восемь.

Тилли потянула меня за рукав.

– Так это значит, миссис Кризи все еще жива, да? – шепотом спросила она.

– Думаю, да, – ответила я.

Мы посмотрели на лица присутствующих.

– Тогда почему все так волнуются?

2 августа 1976 года

– Ну, что, ты, наверное, рад, да?

Я пряталась наверху и видела маму через перила. Она стояла на кухне, уперев руки в бедра.

Отец сидел за столом. Он выглядел поникшим и маленьким, словно из него выпустили весь воздух.

– Чему рад? Ты о чем? – спросил он.

– Что она жива.

– Ну, конечно же, я рад, что она жива. Что за странный вопрос?

– Рад, что скоро увидишь свою пассию, – сказала мама. Голос у нее был выше обычного не меньше чем на октаву.

– Ради бога, Сильвия! Ну сколько можно? Никакая она мне не пассия.

Мама подняла со стола кружку лишь затем, чтоб с грохотом водворить ее обратно.

– Я видела твое лицо, когда Джон Кризи признался, что сам оставил эти туфли у канала. На нем читалось такое облегчение, Дерек. Облегчение и счастье.

Впервые в жизни я обрадовалась тому, что Тилли сейчас со мной нет, что на ступеньках только я с Ремингтоном. Наш пес терпеть не мог, когда мои родители ссорились. Не любил этого даже больше, чем я. Он сидел, обернув хвост вокруг моих ступней, и смотрел на меня смущенными и печальными глазами.

– И не надо говорить мне, что ты не испытал облегчения. Оно было написано у тебя на физиономии крупными буквами, – говорила меж тем мама.

– Ну, само собой, а ты как думала? Разве каждый нормальный человек не испытал бы облегчения, узнав, что один из его соседей вовсе не лежит сейчас на дне канала?

– Особенно если ты был последним, кто видел ее в живых.

Отец тихо кашлянул.

– Да, видел. И что с того?

– Так, значит, ты это признаешь? Признаешь, что она была вместе с тобой в офисе, когда ты якобы находился на заседании круглого стола в «Британском легионе»?

Отец молчал несколько секунд. А потом заговорил, и голос у него был просто измученный:

– Да, Сильвия. Признаю.

– Наконец-то, – пробормотала мама. Сняла руки с бедер, взмахнула ими. А голос у нее был как у человека, который только что выиграл состязание, в котором вообще не собирался участвовать.

– Это не то, что ты думаешь, – сказал отец.

– О, нет, Дерек, конечно, совсем не то! – Мама принялась ходить вокруг кухонного стола, пропадая из вида время от времени и разрезая руками воздух, точно пловец. – Никогда и совсем не то, что думают люди!

– Я серьезно, Сильвия. Не то.

Отец ухватил маму за руку, когда та проходила мимо, она остановилась.

– Сядь, пожалуйста. Раз уж я собрался рассказать тебе все, ты должна сесть.

Мама села.

– Она мне помогала, – начал отец. – Маргарет Кризи делала мне большое одолжение.

– Помогала? Но чем, черт возьми, она могла тебе помочь?

Отец откинулся на спинку стула. Я слышала, как ножки стула заскрипели по линолеуму. Затем он выложил руки на стол.

– Еще до того, как вышла замуж за Джона, она занималась бухгалтерскими расчетами.

Отец выдержал паузу, мама тоже молчала.

– Она помогала мне с гроссбухами и отчетами, Сильвия. Помогала разобраться с финансовой отчетностью.

– Разобраться с финансами? Что-то я никак не пойму…

Я слышала, как отец глубоко вздохнул.

– Мы разорены, Сильвия. Мы в полной заднице. Я пытаюсь выплачивать сотрудникам зарплату, уж не говоря об арендной плате за офис. – Он снова вздохнул. – Ничего не получается. Мы идем на дно.

Они долго молчали. Должно быть, я сделала какое-то неосторожное движение, потому что Ремингтон нервно застучал хвостом об пол у моих ног.

– Но почему ты раньше молчал? – еле слышным шепотом произнесла мама.

– Пытался как-то оградить тебя. Тебя и Грейс.

Показалось, что я слышу рыдания отца, но мой отец никогда не плакал, так что я, должно быть, просто ослышалась.