Врата вечности - Вадим Иванович Кучеренко

своих встречах с Оливией в кампусе Royal Holloway university. Занятия йогой укрепляли его тело, а мысли о любимой — дух. Дыхание юноши было замедленным, мышцы — расслабленными, а губы неслышно, словно мантру, повторяли «Оливия».

Йоги утверждают, что звуки, из которых состоят мантры, по своей природе имеющие божественное происхождение, обладают способностью оказывать психологическое влияние на человеческое сознание, очищать его и наполнять энергией. А произнесенные вслух, мантры вызывают в сознании человека образ его божества. Именно это происходило с Альфом. Его божеством была Оливия.

Альф скучал по Оливии. По ее глазам, в которых всегда сияло небо, иногда безоблачно-голубое, а иногда — мрачно-грозовое, по ее голосу, звучащему завораживающе, как пение соловья на закате, по ее телу, нежному и гибкому, словно ласковый и трепетный летний ветерок. Он любил Оливию. Он знал это и раньше, но только сейчас, проведя много дней в одиночестве, понял, насколько сильна его любовь. Раньше рядом с ним всегда были какие-то люди, которые мешали ему осознать, что без Оливии жизнь его потеряет всякий смысл, как бы он ни заполнял свои дни и ночи учебой, спортом, дружескими вечеринками, надеждами и мечтами. Оливия была единственным человеком, с которым он мог бы отправиться в космическом корабле в путешествие по Вселенной без надежды на возвращение на Землю. И этим было все сказано. В детстве Альф часто мечтал о полете в космос. Но тогда в своих мечтах он был одиноким космическим волком, который бороздил просторы Вселенной и открывал иные миры и инопланетные цивилизации с одной-единственной целью — чтобы им мог гордиться дед, Фергюс. Появившись в его жизни, Оливия внесла существенные коррективы в эти детские мечты. И Альф был искренне рад этому.

Мысли об Оливии помогали юноше переносить одиночество и другие тяготы жизни в темнице. Альфу часто казалось, что не будь их, он сошел бы с ума или совершил какое-нибудь безумство, чтобы обрести свободу. Но вместо этого он занимался йогой, а когда уставали мышцы, то начинал тренировать память, повторяя в уме сложные математические формулы и законы квантовой физики. Или вспоминал отрывки из своей любимой книги «Brehms Tierleben», написанной учёным-зоологом и путешественником Альфредом Эдмундом Бремом, а иногда — стихи, которые ему когда-то читала Оливия. И так уставал за день, что мог спать по ночам. А, быть может, и в другое время суток, потому что в мрачном сыром подземелье, в которое не проникал солнечный свет, день и ночь перемешались, спутались, и невозможно было понять, приносят ему еду в полдень или в полночь. Кормили Альфа два раза в сутки, это было единственное, что он знал наверняка, и приблизительно через равные промежутки времени. В пище, которой его кормили, не было соли. Сахара ему не давали тоже. Только пресные каши, жидкая баланда с овощами, черствый хлеб и вода.

На этой диете Альф значительно похудел, но его мозг стал намного работоспособнее. В один из периодов бодрствования Альф задумался над проблемой так называемой «лунной иллюзии», которую человечество не могло разрешить со времен Аристотеля.

Альф знал, что люди уже много веков искали объяснение, почему Луна кажется крупнее около горизонта, чем когда она находится в зените. В действительности же размер Луны практически не зависит от её высоты над Землей. Одни ученые предполагали, что виновато увеличение, создаваемое атмосферой планеты, другие — что на восприятие влияет степень конвергенции глаз наблюдателя, третьи предлагали не менее серьезные и научно обоснованные теории, но все они оказывались неубедительными при более скрупулезном рассмотрении. Современная наука, как и древняя, признавала свое бессилие перед этой загадкой.

Альф начал работать над формулой, с помощью которой он собирался доказать, что угловой размер Луны в любой момент времени ее прохождения по небесному своду зависит не только от постулатов геометрии, но и от оптических свойств человеческого глаза. Ему оставалось внести в формулу всего один или два параметра, чтобы убедиться в правильности своих выводов. Но для этого требовались телескоп и лунная ночь, в течение которой он мог бы наблюдать за объектом своих научных изысканий. И то, и другое были ему недоступны.

Юноша был крайне раздосадован на эту помеху, которую он не учел, приступая к работе. Он отложил «проблему лунной иллюзии» в дальний уголок своей памяти, чтобы заняться ею позже. И задумался над тайной массовой гибели гигантских животных десять тысяч лет назад. Вымирание мегафауны имела то преимущество, что над ней можно было размышлять, не выходя из камеры. Сумрак подземелья пасовал перед тьмой веков, а мозг Альфа — нет.

Альф переменил асану. Он закинул одну ногу за шею и снова замер. Однако новая поза не изменила течения его мыслей. Он вдруг вспомнил, что в последнюю их встречу предпочел вечер с Оливией пирушке с друзьями. Если бы можно было вернуть время назад, он ни за что бы так не поступил.

— Если бы я только мог сказать ей об этом, — с сожалением произнес Альф.

И, как будто подчиняясь его желанию, часть каменной стены отошла, и в камеру вошла Оливия. Альф не успел убрать ногу из-за головы и представлял собой странное, даже пугающее зрелище. Он понял это по лицу девушки. И засмеялся, мгновенно забыв все свои грустные мысли.

— Оливия! — радостно закричал он, вскакивая на ноги. — Неужели это ты!

Ноги Оливии подкосились, и она упала бы на пол, если бы подбежавший Альф не успел подхватить ее на руки.

— Альф, милый! — прошептала она, еще не веря в то, что видит его. — Это я. А это действительно ты?

Альф поцеловал ее. И для Оливии это стало лучшим доказательством того, что она не спит, и Альф не привиделся ей во сне. Она ответила на поцелуй. И заплакала, тихо и жалобно, словно маленькая девочка.

А юноша продолжал осыпать ее лицо поцелуями, которые становились все более длительными и страстными. Вдруг он заметил, что одежда и волосы Оливии испачканы засохшей кровью, и воскликнул:

— Ты ранена? На тебе кровь!

— Это не моя, — всхлипывая, ответила девушка. — Это кровь Скотти. Альф, они убили ее!

Альф до боли закусил губу, чтобы не закричать. Сделав два шага, он опустил Оливию на каменное ложе, а сам лег рядом и обнял ее. Девушка спрятала лицо на его груди и дала волю слезам. Постепенно ее рыдания начали затихать. Она успокаивалась, согреваясь в теплых и ласковых объятиях юноши. Внезапно Альф услышал ее тихий прерывистый шепот и прислушался. Девушка нараспев, словно в забытье, произносила:

— Глухо завывает,

Жалуется ветер.

И ему бывает

Тяжко