Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

Во рту у него окончательно пересохло. Он услышал, как дверь с другой стороны такси захлопнулась. Эва была в машине, мотор по-прежнему работал, но что-то было не так.

Девушка, получив звезду, очевидно, посчитала свою миссию законченной. Она пошла к дверям ресторана, держа руку со звездой в кармане куртки. А двое бритых так и стояли на месте.

Он услышал, как девушка позвала их, но они не обратили на нее внимания. Дон вспомнил, что забыл предупредить насчет звезды, но сейчас у него хватало своих проблем, потому что борец сделал шаг вперед.

В руке у него была влажная тряпка. Он обхватил Дона за шею и прижал тряпку ко рту. Дон узнал этот кисловатый запах.

У него не было ни единого шанса освободиться от могучего захвата, тем более сейчас, когда по телу разлилась приятная слабость. Что происходит, успел он подумать, что они делают… и потерял сознание.

Немецкий наркоз вывел из строя все амортизаторы в голове. У Дона было такое чувство, что мозг с каждым поворотом головы царапает по жесткой черепной коробке, причиняя невыносимую боль.

Он лежал на боку, щекой на ледяном каменном полу. По-видимому, после тряпки с хлороформом они ввели ему еще и кетамин – ему были хорошо знакомы этот вкус горького миндаля и лимона во рту, а также отвратительная, напоминающая морскую болезнь тошнота при каждой попытке изменить положение тела. Но он никогда не знал, что кетамин может воздействовать на зрение. Он ничего не видел.

Дон потрогал глаза, желая убедиться, что они и в самом деле открыты. Убедился. Роговая оболочка немедленно среагировала жгучей болью.

Глаза открыты. Но мир вокруг был совершенно черным. В спертом воздухе пахло погребом.

Он начал массировать затекшие колени, которые никак не желали сгибаться. Попробовал выпрямить спину – послышался мерзкий хруст. Интересно, сколько времени он валялся здесь, на каменном полу? Несколько часов, не меньше, иначе не потребовалось бы столько мучительных попыток, чтобы хотя бы встать на ноги.

Наконец ему удалось кое-как восстановить чувство равновесия. Он двинулся вперед, вытянув перед собой руки, как лунатик. У него была слабая надежда, что он выбредет к свету, но уже через несколько шагов ладони уперлись в стену.

Он ощупал грубую поверхность. Никаких сомнений, это была каменная стена. Перебирая руками, он понял, что потолок сводчатый – стена, закругляясь и переходя в потолок, нависала у него над головой. Он пошел вдоль стены, нащупывая швы между камнями.

Дон считал шаги и думал о Эве. И не только о Эве – он пытался сообразить, что же произошло на ратушной площади перед рестораном «Старый двор». Он так и не успел предупредить насчет звезды – его усыпили тряпкой с хлороформом, как в дешевом голливудском фильме. Что случилось с Эвой, он не знал.

Дон насчитал тридцать шагов, полкруга – и наткнулся на что-то похожее на цепь. Ощупал грубые звенья – ив голове словно сверкнула молния. Он понял, что находится в западной башне крепости.

Ему не хотелось вспоминать, но память настойчиво подсовывала картинку за картинкой – музейный гид, молодая блондинка с выщипанными бровями и красными силиконовыми губами. Тогда, давным-давно, на ней был яркий шарфик с заколкой в виде треугольного силуэта нацистской крепости.

Экскурсия началась у портрета Генриха Гиммлера. Он долго вглядывался в физиономию шефа СС. Удивительно незапоминающееся лицо. Это, впрочем, типично: у многих сотрудников тайной полиции такие лица, особенно у тех, кто занимает важные посты. Высоко подбритые виски, набриолиненная прическа. Намечающийся двойной подбородок, а над верхней губой то ли плохо выбрито, то ли это такие усы.

Под фотографией на стенде лежали несколько экспонатов. Брючный ремень с надписью «Моя честь – верность». Рядом с ремнем – знаменитое кольцо с черепом и острый эсэсовский кортик.

Дон уже несколько лет изучал деятельность «Аненербе» и символы нацизма, но поездку в крепость Гиммлера откладывал до последнего. Сейчас, если бы в его власти было повернуть время вспять, он охотнее всего отменил бы посещение северной башни. Но тогда это была частная, специально для него организованная экскурсия, и блондинка предложила показать ему святая святых крепости.

Ему стоило большого труда перешагнуть порог Зала Обергруппенфюреров. Дело было в июле, от высоких окон тянуло жаром, как из печи. У него закружилась голова.

Он заставил себя подойти к центру зала, к черному солнцу, и встать в его центре, покрытом золотом. Посмотрел на двенадцать колонн вдоль стен. Умом он понимал, что именно здесь скрывается причина его кошмаров, его детских страхов, навеянных рассказами Бубе. Но странно – он ничего не чувствовал. Ровным счетом ничего.

Во всяком случае до того мгновения, как он повернулся к гиду. Та многозначительно подняла палец. Этот почтительный жест наполнил его таким отвращением, что он решил прервать экскурсию. Но блондинка, очевидно, неправильно истолковала его реакцию. Она таинственно прошептала ему чуть не на ухо – подумайте только, это и есть вечный, неуничтожимый зал героев!

И повела его в крипту. Ноги у Дона подгибались, и он вынужден был схватиться за железные перила лестницы.

У него хватило сил добраться до зарешеченной двери, но дальше идти он не мог. На потолке над ним нависала свастика. Гид чуть не насильно подвела его к трубе посередине пустого бассейна. Здесь должен гореть вечный огонь, пояснила она.

Он спросил, какой же именно подвиг должен был символизировать этот вечный огонь, но она внезапно замолчала. Скорее всего, ее насторожила интонация, с какой был задал этот вопрос, и она поспешила сообщить, что экскурсия закончена.

Поднимаясь по крутой лестнице, Дон вдруг осознал, что только что видел ясные доказательства неизлечимого безумия создателя этого чудовищного проекта – неизлечимого и заразного.

– Вилигут, – прошептал Дон.

Он приподнял тяжелую цепь и отпустил. Она с грохотом упала. Дон стоял, пытаясь разглядеть что-то во тьме, – без всякого успеха. Безнадежно. Потом он услышал чей-то хриплый голос:

– Кто здесь?

Он присел и начал шарить руками в темноте. Рука наткнулась на что-то мягкое… какая-то ткань с пуговицами. Наконец он нащупал чью-то теплую руку:

– Эва?

Она, не говоря ни слова, притянула его к себе и обняла.

– Ты тоже ничего не видишь? – спросил он и тут же понял, что мог бы задать вопрос и поумней.

– А как я могу что-то видеть? – прошептала она. – Они притащили нас в крепость, да?

– Мы в их музее… В западной башне. Я почти уверен, что у тебя над головой висит информационный стенд о Бухенвальде.

– Бухенвальде?

– Эсэсовцы заперли здесь местных евреев после Хрустальной ночи. Они держали их в этом подвале пару недель, потом всех отправили в Бухенвальд. Это я узнал на персональной экскурсии с гидом.