Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - Петр Андреев

Дальше все шло по прежней схеме. Задержания, допросы, проверки, имитация или попытка расстрела. Клянченье у питательных пунктов.

Не могу не написать еще об одном эпизоде, крепко засевшем в памяти. Маленькая железнодорожная станция у Белостока. Вечереет, и некуда устроиться на ночлег, никакого помещения для пассажиров нет. Останавливается грузовой состав, следующий в сторону Белостока, ждет встречный поезд. Проводим разведку, нельзя ли уехать с этим поездом. Вагоны выше половины своей высоты загружены кипами прессованного сена. Решаем, чем искать место для ночлега, да и неизвестно, найдем ли, уехать с этим поездом. Залезли в вагон. Только устроились на кипах сена, как прошел встречный и наш поезд тронулся. Сначала нам даже понравилось. Ворота закрыты, не дует и никто нас не видит. Но очень скоро мы поняли, какую сделали глупость. Ночь была звездная, морозная. А сидеть на сене, тем более прессованном, это все равно что сидеть на металле. И стоять было нельзя, высота не позволяла. Попробовали стоять на четвереньках, но в таком положении долго не простояли и, кроме того, все равно замерзали. Мы были в полном отчаянии: с такой высоты не прыгнешь, а если прыгнешь, то окажешься под колесами вагонов – по обеим сторонам железнодорожной колеи лежали метровой высоты валы снега от расчистки путей. Но и сидеть в вагоне уже не было сил. К нашему счастью, поезд замедлил ход, а потом и остановился. Отодвигаем ворота и кое-как спускаемся на снег. С обеих сторон лес. Видна будка стрелочника – и больше никаких строений.

Поезд трогается, мы повисаем на поручнях и взбираемся на тормозную площадку. Здесь хоть двигаться можно и не обязательно сидеть. Решили доехать до какого-нибудь населенного пункта и там поменять вид транспорта. Но очень скоро пожалели, что не остались на том разъезде в лесу. На тормозной площадке, кроме мороза, еще и пронизывающий ветер. Сначала мы отплясывали чечетку, но скоро так замерзли, что уже ни говорить, ни двигаться не могли. А поезд, как нарочно, все идет и идет, не останавливаясь. И справа и слева только лес да снег. Из создавшегося положения остаются только два выхода. Замерзнуть на тормозной площадке или свалиться с нее под колеса вагонов. Последний нам казался предпочтительнее, не придется долго мучиться. На том и порешили, но есть Бог на свете. Поезд идет все медленнее и медленнее и наконец останавливается. Да остановился так, что наша площадка оказалась у самого фонаря стрелки.

С помощью старика-стрелочника мы оказались в его конуре. Тепло. Топится печурка. Только так тесно, что втроем еле вмещаемся. Оставив нас, старик куда-то ушел и скоро вернулся с женщинами, в руках которых парил чайник. Печурка, женские руки и горячий кипяток вернули нас к жизни. Оказывается, недалеко от стрелки, в лесу, стоит двухэтажный деревянный дом, и там белорусские женщины круглосуточно шьют для фронта рукавицы. Вот эти швеи и спасали нас. Пока нас оттирали и отогревали, товарняк ушел. Утром, попрощавшись с нашими спасителями, уехали на другом проходящем товарном поезде.

Солнечный день. Машина, в кузове которой мы мерзнем уже не один десяток километров, подстраивается в хвост машин, проходящих проверку на КПП. Чтобы на КПП нас не заметили, слезаем через правый борт. Нам надо незаметно обойти его и затем снова искать попутную машину. На КПП нас могут задержать для проверки документов, и один Бог знает, как с нами поступят. Да и шофер не имел права брать попутчиков, приказ строжайше запрещал это делать. Надо поймать момент, чтобы покинуть колонну машин незамеченными, самим не попасться и шофера не подвести. Перелез через канаву и наблюдаю, чем заняты офицер и солдаты у шлагбаума. Пока опасности нет. И тут… не могу оторвать глаза! Через три машины от нас, на борту грузовика, четко вижу букву «Р». Наконец-то нашлась наша армия! Букву «Р» имели машины 9-го гвардейского корпуса. Толкаю Николая: «Смотри!» Тот не понимает, что смотреть. Бросаюсь через канаву назад и подбегаю к стоящему у дверцы кабины офицеру с погонами майора. Представляюсь и прошу подсказать, где найти 12-ю гвардейскую дивизию. Майор, проверив красноармейские книжки, дает нам место дислокации дивизии – юго-восточнее Варшавы, на Магнушевском плацдарме.

Радости нашей не было конца. Кончились муки неизвестности. Мы в зоне действия своей армии. Даже голод отступил. КПП обходить не стали, надеялись, в случае чего, на помощь майора. Но помощь не потребовалась. Майор подвез нас на какое-то расстояние, а потом попросил сойти, так как наши пути расходились. Поймали другую машину.

В районе Варшавы машин не было, уже близко подошли к линии обороны. У Праги – правобережного предместья Варшавы – попали под артиллерийский налет. Потом шли по какому-то мертвому пространству. Не встречалось ни одного солдата. День клонился к закату. Проходя по бывшей, теперь полностью уничтоженной деревне, заметили дымок, выбивавшийся прямо из земли. Завернули, оказалось, это промежуточная станция телефонной связи нашей армии. Попросились на ночевку. Землянка маленькая, тесная, еле вчетвером вместились. Связисты указали грядки с неубранной свеклой и фасолью. Раскопали снег, вырубили из мерзлой земли мерзлую свеклу, налущили фасоли. Связисты одолжили котелок, и через несколько минут обед был готов. Прошло больше пятидесяти лет, но я не могу забыть вкус этого блюда, настолько было вкусно.

Утром, еще раз поев вареной свеклы с фасолью, отправились догонять свою дивизию. По льду, разбитому снарядами и снова замерзшему, перешли через Вислу в районе впадения в нее реки Варка. Зашли в городок Варка. Тут подвернулась попутная машина нашей дивизии, и вечером, когда уже совсем стемнело, я был в объятиях своих друзей. Это было 18 января, закончились двадцатые сутки нашего путешествия.

Управление дивизиона ночевало в деревне. В большой хате вокруг керосиновой лампы собрались наши разведчики, топоразведчики и связисты. Не могли наговориться. Все удивлялись, как я смог найти дивизию, которая за время моего отсутствия прошла от Риги до Варшавы. Меня же интересует, кого потеряли? Кто-то побежал к старшине, чтобы организовать встречу. Разговор прерывает рассыльный из штаба – вызывает командир дивизиона майор Грязнов.

Докладываю ему о прибытии. Знакомлюсь с новым начальником штаба, капитаном Федько. Прежний – капитан Бойко, ранен в Прибалтике. Нет и заместителя командира дивизиона капитана Черноусова, погиб там же. Грязнов сам не так давно вернулся из госпиталя. Тоже был ранен. Грязнов кричит личному повару Евсееву, по штату – рядовому взвода топоразведки: «Василий, сержанту стакан!» Василий приносит почти полный 250-граммовый граненый стакан. Не разбираю, чем он наполнен, выпиваю, и только когда перехватило дыхание, понял – спирт. Стакан спирта на голодный желудок свалил сразу же. Даже и не помню, чем меня пытались покормить. Так и не добрался я в тот вечер до своих солдат. Проснулся на кровати в штабе, в шинели и сапогах.

5 октября дивизия закончила подготовку к наступлению. На следующий день, после мощной артиллерийской подготовки, полки первого эшелона ринулись в атаку, прорвали вражескую оборону и, сломив сопротивление противника, к исходу дня оказались в двух километрах восточнее Сигулды. Вечером был получен новый приказ командира корпуса, согласно которому дивизии менялась полоса наступления. Вся ночь ушла на перегруппировку, а с утра 7 октября полки снова перешли в наступление, продвинулись за день на 20 километров и подошли к заранее подготовленному немцами рубежу на участке Сукмани, мыза Планупе[6].