Невидимка. Идеальные убийства - Дэвид Эллис

Я наблюдаю за тем, как поднимается и опускается ее грудь, прислушиваюсь к тихим звукам ее дыхания. Когда она проснется, мы попытаемся получить от нее нужную информацию. Мы уже пробовали сделать это сразу после того, как нашли ее, но тогда она могла издавать лишь нечленораздельные звуки. Врачи сказали, что она пережила шок, психическую травму. Они обработали ее ушибы, сделали кое-какие анализы, после чего заявили, что нужно дать ей поспать не менее двух часов, прежде чем снова пытаться с ней поговорить.

А агенты тем временем обыскивают дом Грэма. Они обнаружили на задворках дома шины, которые он сжигал, канистры с бензином и противогазы. Вот при помощи чего он загонял дым в легкие своих жертв, имитируя тот дым, который возникает при пожаре. Также они нашли всевозможные хирургические инструменты, которые он использовал для пыток, и пособия по хирургии. Анализ его посещений интернета показывает, что он частенько заходил на порносайты мазохистского характера и искал дополнительную медицинскую информацию. Он также заходил в «Фейсбуке» на странички многих своих жертв, никогда не набиваясь к ним в друзья, а всего лишь выведывая информацию о них, чтобы знать, где они живут и работают, — в общем, собирал всевозможные сведения, которые помогали ему хорошо изучить их еще до того, как он с ними встречался.

Вполне очевидно, что о том, как устраивать пожары, он узнал из интернета — а точнее, почерпнул данную информацию на одном сайте, на котором очень подробно объяснялось, каким образом можно устроить своего рода взрыв с задержкой по времени. Он подвешивал к потолку резиновый шарик так, чтобы тот находился над горящей свечой. Шарик был заполнен бензином. Под свечой он помещал стопку бумаги. После того как Грэм уходил, пламя свечи сильно нагревало шарик, тот лопался, и бензин выплескивался на пламя и растекался по бумаге. Ба-бах! К тому времени, когда приезжали пожарные, бечевка, на которой висел шарик, сгорала дотла, но остатки свечи еще сохранялись, и это подталкивало к выводу о том, что пожар был вызван горящей свечой, упавшей на газету или журнал.

Фотографию из его водительского удостоверения показали уже везде — на всех имеющихся в стране кабельных информационных каналах и на всех новостных порталах и сайтах. Любой человек в Соединенных Штатах может увидеть фотографию располневшего и почти лысого мужчины с глазами-бусинками и узнать, что этого мужчину зовут Уинстон Грэм.

Однако теперь он будет выглядеть, конечно же, по-другому. У него будут волосы и, возможно, усы, он изменит форму бровей, станет носить очки — то есть постарается сделать так, чтобы его никто не узнал.

Но куда он отправился? Куда он мог отправиться?

Об этом мы не имеем ни малейшего представления. Единственное, что мы знаем, — так это то, что он снял со своего банковского счета более двухсот тысяч долларов, и теперь ему хватит наличных денег много на что.

Дверь открывается и заходит Букс. Он кивает, бросая на меня ледяной взгляд, а затем начинает таращиться на Мэри.

— Два часа еще не прошло, — говорю я.

— Я подумал, что, возможно, она уже сама проснулась.

— Я же сказала тебе, что позвоню, как только она проснется.

— Ты много чего мне говорила, — бурчит он.

Похоже, это вводное предложение к той речи, которую он собирается произнести и которую, как я догадываюсь, он тщательно обдумал.

— Ты говорила мне, что, если я займусь этим делом, ты будешь мне подчиняться, а сама взяла и не подчинилась.

— Давай не будем об этом, — говорю я.

— Эмми, я отдал приказ тебе персонально, но ты его не выполнила. В результате своих действий ты вполне могла погибнуть. В результате твоих действий могла погибнуть и Мэри. Ты могла спровоцировать взрыв, из-за которого все мы…

— Но я не спровоцировала его, не так ли, Харрисон? Я не спровоцировала. Поэтому лучше помолчи.

Букс, все еще стоя передо мной, молчит. Очень даже многозначительное молчание. Мы оба знаем, что будет происходить дальше.

— Мне наплевать, — говорю я. — Вышвыривай меня из этого дела. Увольняй меня. Делай что хочешь. Но я не прекращу его разыскивать.

— Да, я вышвыриваю тебя из этого дела, — говорит Букс. — Уволить тебя я не могу. А вот Дикинсон, я думаю, позаботится об этом. Он уже потребовал представить ему подробный отчет о твоих действиях. Свидетелями того, что произошло, были двести штатных сотрудников правоохранительных органов. И я не стану пытаться ему помешать. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя уволили.

Я упираюсь лбом в верхнюю часть спинки кровати Мэри, то есть принимаю то же самое положение, в котором я едва не заснула пару минут назад.

— И поэтому… — говорит Букс.

— И поэтому что?

— И поэтому ты уже не занимаешься этим делом.

— Это я от тебя уже слышала.

— Значит, ты должна отсюда уйти.

Я поднимаю на него взгляд.

— Я не уйду. Я пообещала ей, что не брошу ее.

Букс смотрит на меня таким взглядом, каким смотрит всегда, когда я начинаю упрямиться.

— Ты держала ее руку в машине скорой помощи всю дорогу в больницу. Ты держала ее руку, когда ею занимались врачи, и мне до сих пор не верится, что они позволили тебе это. Впрочем, пытаться тебя от чего-то отговорить все равно что спорить с кирпичной стеной.

— Когда она проснется, пусть увидит, что я нахожусь рядом с ней, Букс. Я не уйду. Смирись с этим.

— Смирись с этим. Смирись с этим! Все та же Эмми, делающая то, что ей вздумается, когда ей вздумается и так, как ей вздумается.

Брови Букса начинают подергиваться. Как мне это знакомо! Его шея становится малиновой. Похоже, сейчас он схватит меня за волосы и выволочет из палаты.

Пожалуй, он вполне способен это сделать. Но этого не происходит.

Потому что именно в этот момент Мэри Лэйни делает резкий вдох.

Мэри Лэйни приподнимается и наклоняется вперед, надрывно кашляя и выплевывая при этом слизь и частички засохшей крови. При помощи соответствующих механизмов и кнопок я приподнимаю изголовье так, чтобы оно оказалось под углом около шестидесяти градусов к кровати, и затем нажимаю на кнопку вызова медсестры.

— Мы здесь, Мэри, — говорю я, беря ее руку и гладя ее. — Вы находитесь в больнице, и вам ничего не угрожает.

Приступ кашля проходит, и теперь она сидит абсолютно неподвижно. Ее глаза — узенькие щелки, окруженные темно-фиолетовыми синяками — смотрят вперед.

Она старается вспомнить все то, что с ней произошло.

Затем она издает тихий стон. Ее плечи начинают содрогаться, а по распухшим щекам текут слезы.

— Он уже больше не может причинить вам зла, — говорю я.

— Он… он… А вы…

Она выдавливает из себя слова в паузах между вдохами и тихими всхлипываниями.