Альпийская крепость - Богдан Сушинский

— Мне следует уехать вместе с вами?

— Вы поедете со мной в машине. Будем прикрывать. К утру вернетесь на базу. Заодно определитесь с расположением тайника Боша. На всякий случай, чтобы знать, куда уходить. Ваше присутствие на базе позволит выиграть несколько дней, которые вы подарите себе вместе со свободой. Как только станет известна дата отлета зомби, позвоните мне, постараюсь прибыть и увезти вас на своей машине. Если же сработает вариант с отлетом на самолете Красного Креста, тогда придется уходить обоим, как по тревоге.

— О том, что произошло на складе, никто кроме меня, знать не будет, поэтому несколько дней мы и в самом деле выиграем, — заверил его Свирепый Серб.

Прежде чем высадить Свирепого Серба на окраине Рейншто-ка, в квартале от особняка, в котором жила графиня Альберта фон Ленц, оберштурмбаннфюрер налег грудью на руль и, задумчиво глядя в пространство впереди себя, покачал головой.

— Странная вещь судьба. Еще час-полтора назад вы были на волоске от гибели, потому что я намеревался пристрелить вас вслед за своими ефрейторами.

— Почему же не пристрелили?

— Пытаюсь приспосабливаться к мирной жизни, когда во многих случаях придется действовать не оружием, а убеждением. Ну и, конечно, перед Бошем хотелось предстать в роли спасителя его земляка. Все остальное вам уже известно.

— Откровенно.

Оберштурмбаннфюрер красноречиво пожал плечами, дескать, чего уж тут хитрить?

— А теперь вам предстоит романтическое свидание с одной из самых сиятельных альпийских аристократок.

— Завидуете, Майнц?

— Вы бы на моем месте не позавидовали? К тому же сугубо мужскую зависть тоже следует причислять к привилегиям мирной жизни. Или, может, я не прав?

Уже положив трубку, Гиммлер еще несколько секунд смотрел на нее, как будто ожидал, что вслед за Кейтелем позвонит уже и сам фюрер. Ему не нравилось, что в последнее время Гитлер предпочитал общаться с ним то через Кейтеля, то через генерала Йодля. Но в то же время он чувствовал, что теперь уже Гитлер откровенно побаивается его. Потерпев полнейшее поражение на всех фронтах, фюрер опасался нового «заговора генералов», он панически боялся быть повешенным своими собственными фельдмаршалами.

— А теперь — к самому важному, — с трудом вырвался он из потока мрачных мыслей, подходя к висевшей на стене карте. — Обергруппенфюрер Кальтенбруннер.

— Да, господин рейхсмаршал, — поднялся Эрнст, чувствуя, что действительно наступает очень важный в его жизни, очень ответственный момент. Вслед за ним поднялся и генерал-полковник Хауссер, хотя и понимал, что все произнесенное сейчас Гиммлером лично к нему никакого отношения иметь не будет.

Тем временем Гиммлер слегка поколебался, будто сам усомнился в том, стоит излагать все то, ради чего он вызвал к себе руководителя РСХА, затем вернулся к столу и, нажав кнопку, вызвал к себе в кабинет адъютанта.

— Я хочу, штандартенфюрер, чтобы вы слышали то, что мною будет сказано, — обратился он к Брандту, — и немедленно подготовили письменный приказ.

— …И подготовить письменный приказ, — по привычке повторил Брандт последние слова патрона.

— Исходя из сложившейся ситуации, я, данной мне фюрером и германским народом властью, принял следующее решение. На территории «Альпийской крепости», а также на территории всей Австрии и всей Южной Германии, — решительно тыкал он пальцем в карту, — я передаю вам, обергруппенфюрер Кальтенбруннер, всю полноту своих полномочий как рейхсфюрер, то есть главнокомандующий войсками СС, а также все полномочия имперского министра внутренних дел и главнокомандующего армией резерва[79].

Воспользовавшись тем, что рейхсфюрер сделал паузу, Каль-тенбруннер растерянно взглянул на оказавшегося радом с ним Брандта, но тот едва заметно качнул головой, давая понять, что для него самого это решение шефа тоже оказалось полной неожиданностью. А затем, вспомнив о своих прямых обязанностях, принялся горячечно записывать приказ патрона в небольшую записную книжечку.

Поняв, что от Брандта толку мало, Кальтенбруннер медленно, осторожно скосил глаза на Хауссера, хотя понимал, что тот и не мог знать о подобных намерениях Гиммлера, а потому произнес только то, что обязан был произнести в данной ситуации именно он, Хауссер:

— Я, как старый солдат, — натужно прокашлялся он, — понимаю это только так…

— С этого дня, обергруппенфюрер Кальтенбруннер, на означенной территории вы обладаете всей полнотой военной и государственной власти и вправе принимать любые меры, направленные на обеспечение безопасности Австрии и «Альпийской крепости». По существу, вы становитесь командующим всеми войсками, находящимися на территории Австрии и «Альпийской крепости», генерал-губернатором этих территорий. В вашем распоряжении будут такие доблестные австрийцы, как Скорцени, Хёттль, Гебхардт, Вильгельм Ванек, Виммер-Ламквет, если только он обнаружится, и многие другие.

— Это верно: их много, настоящих солдат СС, — вновь не удержался от словесного соблазна Хауссер. — Мне посчастливилось видеть их в настоящем деле.

— Если на пике агонии рейха вы, Кальтенбруннер, создадите в Вене свое автономное правительство, с участием этих и других достойных людей, с моей стороны возражений не поступит.

— Благодарю за доверие, рейхсфюрер, — пробубнил Кальтенбруннер.

То ли из-за беззубости, то ли еще по какой-то причине, Эрнст и в спокойном состоянии говорил невнятно, проглатывая окончания слов, а уж когда начинал волноваться — превращался в настоящего «Цицерона». Зато Хауссер отчеканил так, словно вновь оказался в роли инспектора на плацу юнкерской школы:[80]

— Это правильное решение, рейхсфюрер. Никто другой, кроме Кальтенбруннера. Только он способен удержать все находящееся там воинство, — нервно сжал генерал-полковник свой жилистый кулак. — Только он способен создать там надежные охранные подразделения и части СД. Считаю, что такое решение нужно было принять давно. Я, как старый солдат, понимаю это только так!